– Тоже верно.

– Из-за чего вы повздорили?

Раднецкий слегка наклонил голову, будто вспоминая.

– Из-за женщины, как всегда почти бывает. Если быть точным – из-за моей жены.

Так она и знала! Пустая ревность. Что была Андрею Ирина Раднецкая, если он любил всю жизнь, с самого детства, ее, Аню??

– Вы помните, как звали того офицера? – она была, впрочем, уверена, что он не помнит.

– Подпоручик Столбов. Андрей Столбов, если не ошибаюсь, – спокойно ответил Раднецкий.

– Вы убили его?

– Да. Наповал.

Аня испытала прилив бешенства, видя, как небрежно он говорит это, и какое невозмутимое у него лицо. Как он смеет быть так хладнокровен, убив человека?? Ни за что, просто так, из глупой ревности!!

– Так вот… – она убрала руки за спину и правой начала нащупывать в ридикюле ручку пистолета, – этот молодой офицер… Андрей Столбов… Я пришла сюда, чтобы обвинить вас в его убийстве.

Аня уже держала пистолет; теперь она резким движением выставила оружие вперед, направив в грудь Раднецкому. Она ожидала, что граф немедленно вскочит, что вскрикнет, что побледнеет от испуга… Чего-то в этом роде; но он остался сидеть, как ни в чем не бывало, и даже странная улыбка появилась на его губах.

– Вы умеете им пользоваться? – спросил он заботливо, так, будто речь шла о каком-то обыкновенном предмете, – и, ответь она «нет», он тотчас показал бы ей.

– Не сомневайтесь, – процедила Аня, взводя курок и кладя палец на спусковой крючок.

– И патроны там есть? Знаете, такие маленькие металлические штучки…

Да он просто издевается!!

– Заткнитесь.

– О, какое необычное слово из столь прелестных женских уст! Впрочем, я и забыл, – для уличного мальчишки Кати, да еще и побывавшего в борделе, такие слова вполне подходят.

Он просто заговаривает ей зубы, – наконец поняла Аня. Он боится, конечно, страшно боится! А это все – бравада, и попытка либо оттянуть неизбежное, либо отвлечь ее внимание и кинуться на нее.

Она крепче сжала рукоять пистолета.

– Граф Раднецкий, – сказала она голосом, в который вложила уже не свои чувства к нему: ненависть и презрение, хоть они и переполняли ее, – а торжественность, доказывающую, что она совершает не месть, а правосудие, – граф Раднецкий, я обвиняю вас в убийстве моего любимого… брата, Андрея Столбова… и приговариваю к смерти.

– А как же мое последнее слово? – насмешливо возмутился он, приподнимаясь и, кажется, все еще не веря, что она, действительно, нажмет на спуск… Еще мгновение – и раздался выстрел.

– А где же наша Анюта? – спросила Елизавета Борисовна у Марьи Андреевны. Та, откровенно купающаяся в счастье танцующей с государем дочери, медленно повернулась к ней.

– Что?

– Анечка где?

– Не знаю. Тут только что была, – равнодушно пожала плечами Марья Андреевна.

– Да вот она! – генеральша указала рукою, улыбаясь; но тут улыбка сползла с ее лица, и без того выпученные глаза совсем почти выкатились из глазниц. – О, Господи, да что ж это с ней?

Аня подходила к ним. Челюсть у нее тряслась, лицо было белое, словно присыпанное пудрой, а глаза почернели, будто обугленные.

– Я… убила… – начала она, тихо и задыхаясь.

– Девонька моя, да ты присядь, присядь! – засуетилась Льветарисна, усаживая Аню в угол на стул. – Лица на тебе нет! Что случилось?

– Я… убила… – повторила Аня.

– Кого? Кого убила? – явно озабоченная больше ее видом, нежели словами, спросила тетушка.

– Графиню… Раднецкую, – наконец выговорила до конца Аня.

– Вот те раз! – всплеснула руками генеральша. – Марья Андревна, видно, нехорошо Анюте. Надо ее домой отвезти, заговаривается она.

– Нет, – Аня вцепилась ей в руку, вперив ей в лицо неподвижный взгляд, – не заговариваюсь. Я, правда, убила.