Теперь стало ясно, почему хозяйка замка предпочитает, чтобы слуги одевались неброско. Но она зря беспокоилась: в её присутствии никому бы и в голову не пришло смотреть на кого-то другого. Это подтверждалось реакцией мужчин. Если бы взглядом можно было есть, передо мной бы уже лежали чисто обглоданные косточки. Даже угрюмый мистер Фарроуч, казалось, нехотя, но всё же смотрел на неё.

Когда последние вибрации её голоса затихли, мужчины стряхнули оцепенение. Граф, мгновение назад с обожанием смотревший на супругу, метнул в неё раздраженный взгляд.

– Леди Фабиана Мортленд, как всегда, прекрасна и, как всегда, не умеет держать язык за зубами.

Не удостоив меня даже взглядом и проигнорировав грубость супруга, красавица проплыла к своему месту на левом конце стола. Вокруг неё тут же засуетились слуги, поправляя и так идеально выстроенные столовые приборы. Было забавно наблюдать за семейной парой, делившей ужин за одним столом на расстоянии десяти метров друг от друга. Семейную идиллию довершали цветочная ваза и блюдо с фруктами, напрочь отгораживавшие графа и графиню друг от друга.

Я вдруг сообразила, что стол накрыт всего на две персоны. Очевидно, приглашение на ужин не подразумевало, что я тоже буду есть. В желудке предательски заурчало.

– Пожалуй, серый вам больше пойдёт, – сказала графиня, не глядя в мою сторону и изящно отправляя кусочек жаркого себе в рот, – но, в память о наряде, я буду называть вас малиновкой, вы ведь не против?

– Не против, если вам так нравится, миледи.

– Это, знаете ли, такая невзрачная серая птичка с рыжими горлом и грудью, живущая в кустах.

– Знаю, миледи.

Я понимала, что оскорбительный вопрос не требовал ответа, но не смогла удержаться.

Графиня, впервые с момента своего появления, посмотрела на меня. Окинув насмешливым взглядом мою невысокую фигуру и задержавшись на прическе, она недобро усмехнулась и отправила в рот следующий кусочек.

Я перевела глаза на графа и удивилась: его губы вдруг снова тронула блаженная улыбка, а в следующую секунду лицо перекосилось от едва сдерживаемой ярости. Я с недоумением наблюдала за богатой гаммой эмоций: обожание, ненависть, восхищение и раздражение быстро сменяли друг друга. И тут меня осенило: так вот как проявляются особенности графини! Следовало догадаться с самого начала.

– Ну, так что же, продемонстрируйте нам ваши… – рука графини описала в воздухе неопределённую финуру, – способности.

– Фабиана… – рыкнул граф.

– А что? – она невинно захлопала ресницами. – Или ты рассчитываешь, что я доверю своих детей зеленой, ах, простите, рыжей выпускнице? От её квалификации зависит будущность моих детей при дворе.

– Ты же обещала быть немногословной.

– Может, приказать принести нитки, чтобы вы могли лично зашить мне рот, граф?

Меня разрывало от двойственного чувства в отношении графини. С одной стороны, эта высокомерная особа меня чрезвычайно раздражала, а с другой – стоило ей заговорить, и со мной начинало твориться нечто необъяснимое. Осмелюсь предположить, что на мужчин это действовало несколько иначе и, несомненно, более сильно, но даже я это чувствовала. Казалось, меня обволакивает какой-то счастливой негой и уносит, приподнимает в блаженной невесомости. Хотелось, чтобы она говорила и говорила, не переставая, не важно какие колкости. От её волнующего глубокого голоса даже по ушам бежали мурашки. Я опомнилась и осадила себя. Надо будет почитать на соответствующую тему. Мне вовсе не нравилось подобное подчинение моей воли. Теперь понятно: у графа просто не было против неё шансов. Ни у одного мужчины не было.