– Из магазина.

– Дэн, ты уж извини за вчерашнее, – Макс с облегчением откинулся на подушку, – не знаю, что на меня нашло.

– Я забыл уже.

– А я нет.

– Перестань, – отмахнулся Дэн. – Как себя чувствуешь?

– Отхожу постепенно. У нас сигареты есть?

– Хуже не станет? – Дэн протянул ему пачку и присел на край кровати.

– Хуже уже некуда, – Макс посмотрел на часы. – Черт, я же могу опоздать! Мне срочно требуется новое лицо на прокат, у тебя случайно нет лишнего?

– Ты свое постирай и отутюжь, может, еще и пригодится. Слушай, а куда ты все время ходишь?

– Так, по делам, ничего особенного, скоро вернусь. Да, кстати, уже пора закупать всякую всячину, Новый год на носу, как ни вертись, а вечеринки не избежать. Ко мне уже толпа народа напросилась, Алла всему миру про тебя растрепала, так что жди бабской расправы.

– Ничего, как-нибудь отобьюсь, – усмехнулся Дэн.

Вскоре Макс ушел, а Денис открыл шкаф и достал сумку. Несколько секунд он смотрел на нее, потом расстегнул молнию и вынул завернутые в плащ талисманы. Один медальон был для него особенно дорог: стоило повернуть центральный камень, и верхняя часть уходила в сторону, открывая овальное углубление, где мастерская рука дворцового художника создала портрет Ластении. Должно быть, для этого мастер взял самые чистые, свежие и прекрасные краски – любимое лицо получилось как живое.

Дэн пододвинул журнальный столик к окну, принес из кухни стул, присел и стал смотреть в окно. Он пытался представить себе, что находится на Сатурне, но синее небо Земли, к сожалению, не имело ничего общего с тем небом, под которым осталась его любимая.

Ластения вернулась на Сатурн, Терр-Розе в Параллельные Миры, а Сократ с Ютфордом остались гостить на Кирасе – малыш наотрез отказался отправляться домой, где ему постоянно приходилось сидеть дома в одиночестве, дожидаясь, когда же вернется с работы уставший и сердитый папа. Здесь же он мог целыми днями плескаться в озере, гулять в саду и наслаждаться обществом, которого ему так не хватало на Меркурии. А Сократ решил, что заслужил законный отпуск, посему вверил свое неугомонное чадо заботам Анаис, зоркому оку Алмона, и принялся наслаждаться зеленым миром.

Пару дней спустя, выходя из леса с полной корзиной грибов и букетом цветов для Анаис, толстяк увидел сидящую на берегу озера Ластению, рядом с нею крутился Ют, показывая ракушки, какие-то щепки и цветные камешки. Сократ подошел к ним и, откашлявшись, произнес:

– Глазам своим не верю. Ты же, вроде, на Сатурне должна быть?

– Должна, – вздохнула девушка, – но не могу я там… одна, без Дэна. Все так невыносимо пусто, места себе не нахожу. Здесь, с вами мне гораздо легче. Оставила все дела на совет и… – голос Ластении задрожал.

– Пожалуйста, успокойся, – малыш заглянул в её глаза, – если будешь плакать, то скоро состаришься, появятся морщины и ты потеряешь свою женскую привлекательность. Плакать вредно. Не будешь?

– Не буду, солнышко, не буду.

– Обещаешь?

– Да.

– Смотри, пока я тебе еще верю!

– Ют, отцепись от нее! – рыкнул Сократ. – Иди лучше поиграй с дядей Алмоном!

– Дядя Алмон занят! – немедленно донесся голос полуволка, только-только присевшего в тенек. – Дайте дяде отдохнуть хоть немного!

Полуволк пользовался у малыша повышенной популярностью, и Алмону приходилось крутиться целыми днями, успевая помогать Анаис по дому-хозяйству, параллельно развлекая Ютфорда, который, по чистосердечному признанию Алмона, оказался «веселей, чем весь Спец. Штат».

– Ну, что же, – вздохнул малыш, – я все понимаю, уже не маленький. Знаю, что все только и хотят от меня избавиться, никому я не нужен, но я же не виноват, что родился, я никого не просил меня рождать…