А когда Серёжа узнал о нашем отъезде в Израиль, он приходил несколько раз, якобы помочь мне в разных делах. Он уже был разведен. И сказал, что очень порадовался за меня, когда познакомился с Валей. Еще он мне сказал, перед нашим отъездом: «Я сломал жизнь прекрасной женщине (имея в виду свою жену Наташу), а ты не выдержала бы жизни со мной и погибла бы». Видимо, и он страдал, но этот «пассаж» был как бы самооправданием.

Во время нашей жизни в Израиле мы иногда продолжали общаться. Я звонила два раза в год в наши дни рождения. Жизнь Серёжи в эти годы, видимо, была тяжелой. Он очень радовался моим звонкам, ждал их. Однажды сказал: «Ты была звездочкой всей моей жизни». А потом, в 2016 году он исчез – я узнала, что он умер. Мне очень жаль его.

О Вале

После разлуки с Серёжей у меня все время появлялись какие-то претенденты на мою руку. Чаще всего я «по-быстрому» прекращала общение с ними – никак не могла усмирить свое сердце. Однажды меня позвала в гости моя бывшая учительница французского языка Елена. Она недавно вышла замуж, уже родила мальчика Её муж Игорь (Гаррик) Гаршин из одесской медицинской элиты. Его отец – профессор ЛОР. У Гаррика есть близкий друг – Валя Горник, отец которого, Михаил (Моисей) Аронович, лучший невролог Одессы, друг отца Гаррика. У Вали даже была книга с подписью: «Сыну моего друга и другу моего сына». Валя старше меня на два года, но уже кратковременно побывал в браке. Он врач-невролог, как я. Его мама, Лариса Захаровна, преподает иностранный язык, как и моя мама.


Портрет Вали


Валя красавец, брюнет с зелеными глазами, как у меня. Умница, образованный, обаятельный, добрый, и ещё мы оба Водолеи, и оба евреи. Мы как будто из одной детской. Я всем своим организмом чувствую – это он! Мой муж! Так и получилось.

Снова были: предложение, цветы, согласие мамы, свадьба в тесной комнате и так далее. И он стал совсем своим в нашей семье.

Главным чудом после нашей свадьбы было то, что нам вернули самую большую комнату, которую забрали после ареста папы. Через год родилась наша дочь Анечка. Она особенный человек – красива, похожа на отца, умная, способная, умелая. И родила нам двух прекрасных внуков. После нашей свадьбы было более 50 календарных, а фактически 40 лет счастливой жизни. А 40 лет потому, что Валю сразил Альцгеймер. Он умер в 2015 году.


Ирина с Валентином в Одессе


Но до этого у нас было всё: любовь, интересная работа, творчество, друзья, поездки за границу, наука, диссертации, книги, кино, театры, музеи, концерты. Взросление Ани, ее лидерство в школе, работа в «Ленкоме», учёба во ВГИКе, её семья, радость от внуков. И сама репатриация в Израиль в 1990 году была счастьем для нашей семьи.

Но я любила Сережу всегда, хотя и была в счастливом браке. Разве любовь не болезнь? А горе – мы каждый получили свою порцию его, ведь мы прожили долгую жизнь.

И последнее. Моя история любви наглядно демонстрирует, в каком ужасе мы жили при советской власти. Ведь мы все – и я, и Сережа, и Лёня были жертвами этой власти. Моя история – это подтверждение того, что человек, живший в СССР и пострадавший от сталинских репрессий и, тем более, еврей, был обречен на несчастье в личной жизни. И таких людей были многие миллионы.

Я была советской Джульеттой. Я бы не хотела, чтобы мои внуки узнали о пережитых мною страданиях. Надеюсь, они просто этого не поймут. К счастью.

Про Аню

Рождение ребёнка, это, наверное, как рождение новой планеты. Это очень интересно, когда у тебя растёт умный незаурядный ребёнок. Особенности личности видны с самого раннего детства. Но оказывается, что самое трудное это «приспособиться» к личности. У меня есть такой «постулат»: личность – вещь в хозяйстве неудобная. Я почувствовала это в самые первые годы жизни нашей дочери Анны, которая была лидером буквально с двух—трёх лет. Развитие её было очень быстрым. Она рано начала говорить и сразу так, как будто окончила филфак. В эти годы у неё была няня для гулянья. Няня водила её в сквер на Патриаршие пруды, где они присоединялись к группам детей, которые гуляли с воспитательницами. Этих дам звали «фрёбеличками» по имени немецкого психолога Фридриха Фрёбеля, который ратовал за групповое воспитание детей и был основателем детских садов. В этих группах дети, как правило, были старше Ани, но возглавляла группу всегда только она. В 3—3,5 года на всех играх она шла впереди, а за ней покорно шли 5—6-летние дети. Няня, когда приводила её домой, говорила: «Все, как пеньки, а наша – особенная». Я помню, как однажды мы спросили Аню, что было на прогулке. Она ответила: «МарМихална меня ругала, а я – своё». Это «своё» – особенность личности быть другой, не похожей на всех, выделяться из массы. Я, человек не слишком сильный, мой муж Валентин – тоже, и вдруг наша дочь – впереди всех, эдакая «железная женщина». Правда, её дед – мой отец Герц Зиновьевич Алмазов—Зорохович, был одним из основателей авиационной промышленности, директор авиационного завода. Аня родилась через 24 года после его смерти и вот, гены дедушки, наверное, и сыграли определяющую роль в её характере.