– Ну? – спросил призрачный Виктор. – И долго ты собираешься выпендриваться? Давай уже прими его ухаживания, или объясни в доступной форме, что они тебе малоинтересны. Правда, сперва тебе придется найти возможность говорить. А там как пойдет. Мало ли что сложится.

И я расслабился. Перестал дергаться, пытаться освободиться. Хватка малолетнего озабоченного питекантропа ослабла. Я по прежнему не сопротивлялся. Тогда лапища осторожна убралась с моего лица. Я медленно сел в кровати, глядя прямо в глаза этого молодого, но уже конченного урода, стараясь, впрочем, держать в поле зрения и призрак Виктора, по прежнему маячивший в дверном проеме. Кажется, мой потенциальный сожитель его напрочь не замечал, как и света из коридора.

Я смотрел в глаза самого мерзкого урода, какого встречал в жизни, и очень старался, чтобы мой взгляд светился хотя бы приятием. Урод отвечал мне тем же. Затем… Блин, кому-то покажется странным, но это же такой анекдот… Затем он так нежно провел своей клешней по моей щеке, потом по груди, потом так ласково и незатейливо опустил ладонь на пах… Чего мне стоило не вздрогнуть и не заржать от щекотки – историки разберутся.

Кажется, в этот момент я каким-то краешком сознания понял, что ощущает женщина, когда получает власть над озабоченным мужиком.

– Ты почти приручил его, – сообщил мне призрак Виктора.

Я был с ним почти согласен. Если бы он еще объяснил мне, что делать с таким прирученным орангутангом и чем его кормить… Но призрак решил объяснить мне другое.

– А теперь покажи этому червяку, что никто не смеет так с тобой обращаться!!! – взревел он.

Виктор никогда так не орал. Он вообще не любил повышать голос. Но, поскольку это было явное шизофреническое проявление, голос звучал только в моей голове и был, безусловно, частью моей слетевшей с катушек психики. И неудивительно, что гоблин ничего не услышал и не понял.

Я поманил его пальцем. Он приблизился. В его глазах горело что-то… Какая-то смесь мерзких эмоций – похоть, переходящая в безудержное желание, некое подобие даже любви, недоверие. Но это было скорее недоверие испуганного ребенка. Елки-палки, а ведь и впрямь – не просто так же он сделался таким. Что-то случилось с ним – может, его самого кто-то оприходовал в сопливом возрасте. И то как он смотрел… Да, я его почти приручил. Потрясающим умением обзавелся. Соблазнять и обретать сексуальную власть над уродами.

– Ты удивительный, – шепотом сообщил мне урод.

– Ты даже не представляешь себе насколько, – ответил я и выбросил вперед обе руки.

Мои скрюченные большие пальцы протаранили его глазные яблоки. Он заорал от боли и неожиданности. Но ненадолго. Внутренним ребром раскрытой правой ладони я ударил в щитовидный хрящ. Он захрипел и повалился на пол.

И тут краем глаза я увидел, что призрак Виктора повернулся спиной и собирается уходить.

– Постой! – заорал я.

– Не-а, – сказал он. – Ты сейчас занят. Мне пока тут больше делать нечего. Еще увидимся.

У меня был выбор – побежать за ним, или продолжить с гоблином. И я остался. Пацаны в комнате уже проснулись (кроме того, которого уложил спать сам гоблин), и теперь садились в кроватях, протирали глаза, силясь понять что происходит. Меня это не интересовало. Я приблизился к неудавшемуся насильнику, посмотрел на него, а потом подпрыгнул и с силой одним коленом опустился ему на грудную клетку. Хрустнуло. Затем наотмашь, как плетью, ударил ребром кулака в пах. Чвакнуло. И я принялся буквально месить не оказывающее сопротивления тело. Меня пытались оттащить – я отшвыривал тех, кто пытался. В комнате и коридоре зажегся свет, так что я смог увидеть его разбитую физиономию и струйки крови, вытекающие из глаз, ушей рта. Но остановиться я уже не мог. Или мог? Да, я остановился, с трудом поднялся на ноги. Меня бросало из стороны в сторону, так что я вынужден был ухватиться за стену.