В тот момент искусный мастер только что вышел из ресторана, где проводил время в компании друзей, также имевших отношение к картёжному поприщу. Вышел и поднял руку, чтобы остановить такси. Однако автомобиль не остановился, а повернул прямо на него, резко увеличив скорость. Таксомотор скрылся в ночи, Глеб же Львович остался лежать на тротуаре; грудь его была раздавлена.

Автомобиль, на котором было совершено преступление, так потом и не нашли. Свидетелей происшествия, кроме ресторанного швейцара, не оказалось, ночь, повторяю, выдалась ветреная, дождливая, струи ниспадавшей небесной воды застилали всё пространство улицы, и человек в дверях не разглядел ни марки, ни номера авто; про цвет кузова и то не мог сказать ничего определённого.

Поговаривали, однако, что дело с наездом не обошлось без того коммерса, которого обыграл Иванеев. Только у следствия никаких доказательств не было.

Ну а достояние в виде заезжего дома и довольно крупной денежной суммы на банковских счетах перешло единственной дочери господина Иванеева.

Эту историю Роза Глебовна поведала мне почти сразу, как только я оказался под крышей её заезжего дома.

Внимательно вслушиваясь в каждое слово рассказчицы, я внутренним зрением увидел и одинокого человека, прикрывшегося зонтом от дождя, и автомобиль, направленный на него. Даже запах мокрых листьев на деревьях, произраставших под окнами ресторана, кажется, почувствовался. Слышен был и шум водяных откосных струй, падавших с небес, и визг покрышек такси, мчавшегося с бешеным ускорением.

В самый момент наезда сверкнула молния, осветившая лицо человека за рулём. Жёсткий неумолимый взгляд из-под кепки, надвинутой на глаза. Кончик большого крючковатого носа, почти касавшегося плотно сжатых губ. А выше бампера – отчётливый регистрационный номер машины: ВЛ 646.

Вспомнив отцовы слова, что иногда полезно и помолчать, я ничего не сказал о представившейся страшной картине. Да и зачем было ещё больше расстраивать тётю Розу? Она и так во время своего рассказа заметно погрустнела.

Тётушка же, излив печаль, вздохнула и сказала:

– Ладно, прошлое не исправишь. Давай-ка мы с тобой лучше чайку попьём. Для начала. А через часок покушаем, как следует.

Она усадила меня за стол и угостила чаем с заварным пирожным и другими вкусностями. Сама же села напротив и тоже выпила чашечку, только без сахара. И ничем не закусывая. Чтобы не испортить фигуру.

По окончании этой короткой трапезы Роза Глебовна провела меня по обоим этажам дома, показывая каждое помещение и каждый жилой номер, за исключением двух, занятых постояльцами.

– Знаешь, Максимка, – сказала она по завершении обхода, – детей у меня нет, других родственников, кроме вашей семьи, тоже нема. Поэтому таверну я хочу завещать тебе. Чтобы ты, как вырастешь, войдёшь в разум, стал её владельцем и продолжил мой бизнес.

– Да ладно вам, тётя Роза, – ответил я без какого-либо промедления и обдумывания её слов. – Вы ещё молодая, и у вас самой появятся дети – мальчик и девочка.

Про детей не знаю уж, как у меня сорвалось. Сразу вспомнилось предостережение отца не болтать лишнего, но отыгрывать назад было поздно.

– Не говори попусту, племянничек, – сказала тётя, вздыхая. – Врачи давно сказали, что не будет у меня детей. Вот и Андрей расстался со мной, ушёл к другой, из-за того что неродиха я. Десять лет вместе прожили, и всё попусту. Ребёночка уж очень хотелось ему своего, а со мной, бесплодной, чего ждать?

Андрей – бывший её муж, инженер местной кондитерской фабрики, после развода сошёлся с тёти-Розиной лучшей подругой, и та ровно через девять месяцев родила ему сыночка. И этот факт особенно болезненно подчеркнул тётушкину физическую ущербность.