Мои родители свой дом хоть за треть цены, да продали, а большинство, которые уже после нас уезжали, позаколачивали окна и с тем отправились на сторону. Только одинокие старики остались в селе да несколько наиболее разворотливых фермеров вроде Мишки Шабалина.

Отец с матерью заняли один из номеров «Таверны Кэт», предназначенных для постояльцев. Но они недолго в нём прожили. Уже через недели полторы после переезда родители присмотрели продажный дом с приусадебным участком в посёлке Тихоновка, пригороде Ольмаполя, на улице Красной, километрах в двух от таверны, и, немного поторговавшись, купили его. Точнее будет сказать, домишко жилой площадью тридцать шесть квадратных метров.

Иногда я у родителей ночевал, но обычно – в тёти-Розиной гостинице.

Тётушка выделила мне прежнюю комнату, в которую я вселился, словно в родную обитель.

Разложив по местам своё немудрёное имущество, я позвонил Василию Камашову, и мы встретились в условленном месте на берегу Ольмы.

Василий явился вместе с Гришей Калитиным и Антошкой Файзулиным. Поздоровавшись и обсудив ситуацию с переездом нашей семьи в город, мы разделись, зашли в воду и поплыли наперегонки; оговоренную дистанцию я прошёл последним.

– Тебе поднакачаться надо, – сказал Василий, когда мы вылезли на берег. – Посмотри на себя, какой ты дохлый.

– Надо бы, – ответил я, легонько вздохнув. И подумал, что о причинах моего не совсем здорового вида им знать ни к чему.

– Устрой себе турник, купи пару эспандеров, гантели и начинай тренироваться.

– Так и сделаю, – с готовностью ответил я. – Обязательно, – мне хотелось быть достойным новых друзей и физически, и стойкостью характера.

Метрах в пятистах от берега, ближе к фарватеру, по которому проходили речные суда, виднелась резиновая лодка с одиноким неподвижным рыбаком. Вдруг рыбак встрепенулся и, быстро перебирая руками, начал что-то доставать из воды.

– Закидушку вытягивает, – уверенно определил Василий.

– Точно, закидушку, – поддакнул Гриша. – Что-то, видать, попалось.

Зрение у меня было острое, и я тоже разглядел и тонкую бечеву рыболовной снасти, и большую рыбину, показавшуюся из воды.

– Сазана вытащил, – сказал Василий. – Вон как на солнце засверкал. С метр в длину будет. И весом килограммов на тридцать.

– Нам бы такую лодку, – сказал Гриша. Он почесал затылок. – Вот бы уж половили!

– Где её возьмёшь, – несколько отстранённо проговорил Василий. – Резиновая лодка хороших денег стоит. Ни у меня, ни у тебя их нет, – он сунул руку в боковой карман штанов и достал двухрублёвую монетку. – На два рубля лодку не купишь. Может, Чалдон нам денег одолжит?

Он бросил на меня улыбчивый взгляд.

С Гришиной подачи ольмапольские мальчишки стали называть меня Чалдоном ещё в прошлый мой приезд, со дня нашего знакомства.

– Сейчас в моих карманах ни гроша, – спокойно ответил я. И тут же, сам не зная почему, добавил: – Но очень может быть, денежки у меня появятся. Уже к вечеру.

– Откуда они у тебя появятся? – недоверчиво сказал Василий. – Брешешь ты, Максимка. Сам только что говорил – засуха вас разорила.

– А ему Роза Глебовна денег даст, – сказал Гриша, улыбаясь во весь рот. – Она у него богатая.

– Никто просто так мне денег не даст, – продолжал я гнуть своё. – Только говорю, нужную наличку я заработаю.

– Прямо на целую лодку?

– На целую!

– Да ты знаешь, сколько она стоит?!

– Не важно, сколько, чую только, сумею заработать.

– Как? С твоими мускулами?! – стоял на своём Гриша. Он имел в виду физический труд.

– Я, Рыжван, не мускулами, а головой работать буду, точнее – своим подсознанием.

– Как это – подсознанием?