– То есть это молчание не имеет целью ограждать себя?

– Наоборот, это восприимчивость, которая может дойти до ранимости. Человек слушающий может быть очень глубоко ранен тем, что другой скажет, услышанное может очень тяжело лечь на него, оказаться обличением или упреком ему самому. Это бывает не только со священником, но и в плане обычных отношений между людьми.

– Чуткость, молчание, восприимчивость: любой человек в любой момент жизни должен бы их иметь и щедро этим пользоваться. Ты сказал о щедрости, о жертвенности, именно о готовности обращать внимание на нужду человека. Конечно, как уже говорилось, надо подходить к данному вопросу и к данному человеку без предвзятости, не обязывая его ничем, не обрывая, давая ему возможность изложить свои взгляды, свои нужды постепенно и спокойно…

– …и не ужасаться тому, что он говорит. Потому что если, когда ты слушаешь человека, будь то на исповеди, будь то в обычном разговоре, он, сказав что-либо, увидит на твоем лице отвращение или страх, он не может дальше говорить с той же открытостью. Я помню, первый человек, который ко мне пришел на исповедь, был убийца. Если бы в момент, когда этот человек, которого я знал десятилетия, замолчал, я бы сказал: «Какой ужас! Никак я от вас этого не ожидал», – это был бы конец разговора и исповеди – и конец какого-то пути этого человека к освобождению.

Конечно, нельзя и наоборот, все принимать как должное. Нельзя с полным спокойствием сказать: «Ах да? Вы совершили убийство? Несколько?». Это было бы еще хуже в своем роде. Но можно отреагировать с состраданием, а не с отвращением. Можно поставить очень глубоко идущие вопросы, скажем о человеческой ненависти, но это должно быть сделано именно в порядке сострадания. Подобно тому как врач может причинить боль, но не потому, что пациент ему отвратителен, а потому что только по ту сторону боли возможно выздоровление.

– Освобождение человека от боли, от напряжения, от тяжести греха – дело священника-духовника. Как его искать, как выбирать?

– Надо идти не к самому знаменитому духовнику, а к тому человеку, который тебе созвучен. Если взять жития святых, скажем, периода расцвета монашества в Египте: там было множество старцев. Но люди шли – одни к одному, другие к другому, потому что те им были созвучны. Этот меня понимает, а этот не понимает. Этот – потому ли, что его душа настолько глубока, или потому, что его прошлое к тому подготовило, – открыт мне, а этот просто не может понять, о чем я вообще говорю. Есть этот момент выбора. Это очень важно; не всегда можно всю свою душу вылить, потому что человек незнаком тебе и ты к нему подходишь, как бы нащупывая почву.

Второе: ты можешь высказать в данный момент то, что сейчас сознаешь, что сам понимаешь, но есть глубины, которые тебе еще не открыты. Мне кажется, что духовная беседа или исповедь страшно похожа на раскопки археолога. Начинаешь с поверхности земли и находишь какие-то остатки прошлого. И священник, духовник не должен спешить никуда. Надо человеку дать сказать свое, разрешить на этой плоскости то, что надо разрешить, и как-то дать понять: да, оно так, но то, что ты говоришь, корнями уходит во что-то другое.

– Тут мы все-таки подчеркиваем, что там, где духовник подходящий и нет препятствий, надо придерживаться его одного. О препятствиях мы, может быть, еще поговорим, но главное правило (хотя оно не должно как-то сужать ни того, ни другого): есть один духовник, ты к нему приходишь, ты к нему привыкаешь…

– Есть русская поговорка: у семи нянек дитя без глазу. Если переходить от одного человека к другому, будь то учителя, будь то врачи, будь то священники, у каждого есть какой-то свой уклон, и ты не можешь вместить в себя все это множество подходов. Поэтому лучше держаться одного человека. Но надо помнить – и это очень важно священнику помнить, не прихожанину, – что иногда священник и прихожанин заходят в тупик. И тогда священник должен быть в состоянии сказать: «Знаешь, мы сейчас зашли в тупик, я не могу тебе помочь. Пойди к другому человеку и расскажи ему о нашей проблеме. Пусть он разрешит этот узел, а потом, если хочешь, ты ко мне вернешься или у него останешься». У меня был такой пример с очень выдающимся духовником; он ко мне послал одного своего пасомого, сказав: «Мы дошли до момента, когда он перестал меня понимать, и я перестал его понимать. Можешь ли взять его на себя и разрешить нашу проблему?».