Тридцатого марта в наполненный слухами городок приехала Женька, с которой Оля и Юля завели дружбу в Фейсбуке. Её на станции встретил Гиви. Хоть две сестры из Павловского Посада предупредили его о внешней неотличимости двух сестёр из Выхино, он сначала оторопел, увидев младшую копию Анжелики Варум, сходящую с поезда. Не заметить Женьку в целой толпе пассажиров не смог бы даже и Алик – большой любитель блондинок, к которым Женька не относилась категорически и которых в толпе насчитывалось штук десять. В правой руке она бережно несла футляр с саксофоном, в левой – рюкзак. На ней была мини-юбка, туфли с высокими каблуками, колготки, блузка и пиджачок. Для плюс десяти – нормально. Гиви приблизился.

– Добрый день, Евгения Николаевна.

– Полагаю, что ещё утро, – строго взглянула на него Женька, протягивая рюкзак, – по всей вероятности, вы – Георгий?

– Вы не ошиблись. Но меня все называют Гиви.

– Я не сторонница фамильярностей. Впрочем, как вам угодно. Идёмте, Гиви!

Они спустились с платформы, воспользовавшись мостом, и неторопливо двинулись к рынку. Женька хромала – новые туфли ей натирали пятки. Низко над городом плыли сизые облака. Снег растаял полностью, и повсюду стояли лужи. Рюкзачок Женьки весил порядочно.

– Это у вас саксофон? – поинтересовался Гиви, разглядывая футляр, который она оставила при себе.

– Да, альт-саксофон.

– И вы им владеете?

– Разумеется! Согласитесь, было бы странно, если бы я, окончив консерваторию по трубе, не могла играть ещё и на саксофоне! Разница между ними микроскопична – труба сильней блестит, а саксофон громче звучит. Он мне совершенно не даёт спать по ночам.

– Вы разве во сне играете?

– Нет, конечно! Просто из-за того, что он весь кривой, звук в нём иногда застревает, а ночью вдруг вырывается. Вот попробуй тогда, поспи!

Гиви осенила догадка.

– Скажите, Женечка, а в рояле звук не может застрять, а ночью вдруг вырваться?

– Нет, Георгий. С рояльным звуком эта нелепая ситуация невозможна. Надо искать причину в другом. Но не беспокойтесь, я разберусь. Ведь я, как-никак, окончила университет военной криминалистики.

– Неужели? А Ира мне говорила, что вы учились только в медколледже!

– Во даёт! – усмехнулась Женька, сделав прыжок через лужу, – но это, впрочем, логично. Ирка под пытками никому не скажет, что я училась в консерватории! Ведь она сама окончила её с тройками, а в моём дипломе тройка стоит лишь по физкультуре – и то лишь из-за того, что я подвернула ногу, когда улучшила мировой рекорд по прыжкам в длину. Прыгнуть-то я прыгнула, и рекорд был, в принципе, зафиксирован, но физрук всё равно придрался. Вы только Ирке не проболтайтесь, что вам об этом известно, не то она тут вся кровью будет блевать от радости!

– К сожалению, с ней уже это происходит, – с печалью сообщил Гиви. Женька взглянула на него искоса.

– Ага! Ясно. Девочки мне писали, что у неё – сильный нервный срыв, но я не предполагала, что эта дура сама назначит себе лечение! Значит, вот до чего дошло?

– Я боюсь, что вы меня не так поняли, – вздохнул Гиви, – Ира не только пьёт.

Брови Женьки сдвинулись.

– Идиотка! Она что, колется?

– Всё возможно. Она связалась с Серёжкой. Оля и Юля вам про него писали?

– Конечно! Знаете, я не удивлена. Ведь пять лет назад у неё был срыв на наркотики. Мне тогда удалось её откачать, хотя я училась только на первом курсе.

– Консерватории?

– Нет, конечно! То есть, не только. Ирка не говорила вам, что я – врач-реаниматолог? Но обо мне – потом. Если эта дрянь села на иглу, почему хозяева не дают ей пинка под жопу?

– Они ничего не поняли. Её странное состояние объясняют стрессом. И они чувствуют себя перед ней виноватыми – ведь рояль принадлежит им! А она всего лишь забыла запереть дверь. И, кроме того, она заплатила им за два месяца.