– Какие-то у него проблемы с лёгкими начались.

– Пневмония, что ли?

– Возможно. Иммунитет – на нуле, любая болезнь может появиться на ровном месте. Зашла бы, что ли, проведала!

– Не сегодня. Возможно, завтра. Спокойной ночи.

– Пока.

Они разошлись по своим квартирам. Лёшка на улице всё орал. Потом Андрианова, кажется, увела его в свой подъезд.

Ирка торопливо выпила чаю, приняла душ, надела халатик, и, взяв гитару, отправилась к Керниковским. К её немалому удивлению, дверь открыла Ленка Смирнова – та самая, что жила на втором этаже, с мамой Валентиной Егоровной и двумя несовершеннолетними дочками. Вид Смирнова, прозвище у которой было Смирновка, имела странный: она была босиком, в закатанных джинсах, в какой-то старой рубашке и с мокрой половой тряпкой в руке. Глаза её сквозь очки глядели на Ирку жалобно и устало.

– Ты что здесь делаешь? – удивлённо спросила Ирка.

– Мою полы, – пропищала Ленка, – Дмитрий Романович попросил Мариночке что-нибудь приготовить, его сегодня не будет. Я заодно решила порядок маленький навести.

– Дмитрия Романовича не будет? А почему?

– Ну, как почему? Ведь он же мужчина! Видимо, у него какое-то дело возникло по этой части в Москве.

– Идите сюда! – крикнула Маринка из своей комнаты. Судя по её голосу, прозвучавшему в унисон с Ленкиным обычным нытьём, она уже часа два дожидалась Ирку. Но вскоре выяснилось, что это не совсем так. Накинув на дверь цепочку и войдя в комнату вслед за Ленкой, Ирка увидела, что гитара лежит себе на комоде, а на столе, рядом с ноутбуком, стоит уже опустевшая двухлитровая банка смородиновой наливки и два стакана. Пахла наливка неимоверно. Весь воздух в комнате был густым, приторным и липким.

– Зачем ты это ей принесла? – строго обратилась Ирка к Смирновой. Та заморгала, бледная и готовая разрыдаться.

– Это не водка!

– Без тебя вижу, что не водка. Зачем ты это ей принесла?

– Да что я, не человек? – вознегодовала Маринка, – не могу выпить раз в две недели, когда мой папочка трахается? Отлично, что принесла!

Приставив свою гитару к книжному шкафу, Ирка уселась верхом на скрипучий стул. Ей самой хотелось. Но не наливки, которую Валентина Егоровна делала из смородины, выращенной на дачном участке. Перебродивший сироп, вот что это было такое. Ирка поморщилась, представляя его во рту. Маринка – живая копия её мёртвой подруги Ритки, сидела в кресле-коляске, глядя глазами чёрными и бездонными. На ней было красное платье, чулки и туфли. Дочь Дмитрия Романовича всегда выглядела так, будто ожидала карету, которая повезёт её прямо в Лувр.

– Ты сама-то будешь? – спросила она у Ирки.

– Я бы не отказалась. Но разве нет другого чего-нибудь? Даже коньяк лучше, чем эта сладкая самогонка!

– Леночка, принеси из папиной комнаты коньяку. И несколько бутербродов сделай. Но только руки вымой сперва.

Ленка, бросив тряпку, ушлёпала. Видимо, бутерброды были уже готовы, так как вернулась она буквально через минуту. Коньяк был ею доставлен прямо в стакане, наполненном на две трети, а симпатичненькие поделки из хлеба, сыра и колбасы, в фаянсовой неглубокой тарелочке. Ирка залпом выпила весь коньяк и жадно умяла бутерброд с сыром. Потом взяла с колбасой. Ленка и Маринка допили перебродивший сироп, после чего первая опустилась на четвереньки и стала опять мыть пол.

– Это на тебя так Лёшка орал? – спросила она у Ирки, плаксиво шмыгая носом.

– Да, на меня, – зевая, сказала Ирка, – я за котёнка вступилась. Он ему уши хотел отрезать.

– Какому? Рыжему?

– Да.

– Значит, ты спасла их обоих, – проговорила Маринка, глядя на Ленкин зад, обтянутый джинсами и ритмично качавшийся взад-вперёд над голыми пятками, – за котёнка я бы ему перегрызла горло. Клянусь. Плевать мне на Андрианову. Пусть попробует мне хоть слово сказать!