Дядя Володя молча кивал, лихо маневрируя. Под шумок стащив у напарницы сигарету, Женька воскликнула:

– Слушай, Аська! Я всё-таки не могу понять, почему под стражу взяли девчонок, а не парней?

– Женечка, нельзя быть такой тупой в двадцать один год! Для психологического эффекта, чтобы девчонкам стало обидно и они дали нужные показания на парней! Сильней всего следователи всегда давят на самых слабых – на матерей, на детей и на инвалидов. Это рациональнее.

Женька медленно прикурила, щуря глаза.

– Угу. Теперь ясно. А провокатор, который девочек посадил – он, вообще, кто? Известна его фамилия?

– Нет, он скромный и предпочёл держать её втайне, – ответил дядя Володя, пересекая двойную сплошную линию на Садовом, – и это правильно. Истинные герои должны заботиться не о собственной славе, а о престиже страны. Если же герой случайно получит кирпичом в морду и все друг друга поздравят с этим событием, что тогда останется от престижа?

Женька молча курила. «Скорая помощь» уже сворачивала к суду.

Судебные приставы проводили Асю и Женьку в конвойное помещение. Коридор был длинным. Пришлось идти мимо журналистов, которые покидали зал заседания, чтобы только взглянуть на двух медработниц. Спрашивать их пока ещё было не о чем. Ещё больше корреспондентов было на улице, под двуглавым орлом с когтистыми лапами. Им давал интервью статный джентльмен с тонкими усами, который вышел из здания покурить. Женька поняла, что это – один из двух адвокатов. Всюду стояли бойцы Росгвардии. Среди них торчали какие-то левоватые мужики в форме казаков, с пышными усами и при холодном оружии. Они также смотрели на Асю с Женькой, особенно на последнюю, потому что она несла саквояж. На входе её достаточно вежливо попросили его открыть. Она это сделала.

– Тут у вас одна наркота, – пошутил майор, заглянув вовнутрь.

– Да почему же одна? – обиделась Ася, – у нас ещё и взрывчатка! Евгения Николаевна в среду так сделала укол одной пациентке, что Департамент Московского городского Здравоохранения чуть не рухнул.

Все ещё раз взглянули на Женьку очень серьёзно. Она слегка покраснела. В конвойной комнате был второй двуглавый орёл, ещё более когтистый. Под ним, на узкой кушетке, лежала девушка с острым носиком и косичками, очень милая, очень бледная. На ней были слишком широкие для неё потёртые джинсы, туго затянутые ремнём, кроссовки и свитер. Рядом на стуле сидела очень красивая белокурая женщина средних лет, державшая на коленях офисный чемоданчик. Это была адвокат. У другой стены картинно застыли два сотрудника ФСИН с короткими автоматами. Когда Ася с Женькой вошли, оба конвоира на них поглядели так, будто собирались двинуться им навстречу и задержать. Однако, не шевельнулись. Адвокат встала, освобождая стул. Девочка испуганно покосилась.

– Мужчин прошу удалиться, – распорядилась Ася, как только Женька поставила саквояж около кушетки, – я буду её осматривать.

Конвоиры снова не шелохнулись.

– Не полагается, – отозвался один из них.

– Что – не полагается? – удивилась Ася, – больных осматривать?

– Помещение покидать им не полагается, – объяснила женщина с чемоданчиком, – они строго придерживаются устава. Придётся с этим смириться. Я – адвокат. Меня зовут Ксения. Это Анечка.

– А где Машенька? – поинтересовалась Ася, садясь на стул. Она обращалась к Анечке, которая суетливо приподнялась и сказала «здравствуйте». Когда Женька встретилась с ней глазами и улыбнулась, она сперва заморгала, затем ответила очень осторожной, слабой улыбкой. Глаза её были красными.

– Машенька сидит в клеточке, – удовлетворила красавица-адвокат любопытство Аси, – держится за решётку и плачет, глядя на маму, которая тоже плачет. Я должна выйти? Или мне лучше остаться?