Мир закружился радужной круговертью, будто в волшебном калейдоскопе складывая дела, слова, события, всю пеструю кутерьму жизни мозаиками удачи, успеха, побед; уже не надо было напрягаться, нервничать, доказывать и добиваться, все падало в руки само собой. Вымысел и реальность пенились в сознании хмельным пуншем, жизнь превратилась в сказочный карнавал, бесконечную фиесту с фейерверками, путешествиями, приключениями. Все спуталось, смешалось, размылось, уже не понять было – наяву все это или во сне; лето пролетело в безудержном, горячечном угаре. В памяти остались какие-то обрывки, осколки – пикники, круизы, поездки; было море, рассветы, закаты, удовольствия, наслаждения, любовь, – наверно, это и есть счастье?..

Но всему приходит конец. Я и оглянуться не успел, как дни стали блекнуть, сжиматься, ночи наполнились зябкой прохладой; тут только я опомнился, словно очнувшись от долгого фантасмагорического морока, изумленно обернулся вокруг. Перед глазами еще висели клочьями сна беспечные дни и ночи, еще плыли фантомы эскапад и безумств, но явь все сильней и сильней теснила их; неясная, необъяснимая тревога давила сердце. Что-то было утрачено, утрачено горько, безвозвратно; большое, сильное, яркое умирало, рядом, на глазах. И нечем было помочь, и ничего, ничего нельзя было сделать; будто на чужую, на незнакомку, смотрел я на свою возлюбленную. Нет, я все еще любил ее, готов был отдать жизнь и душу, но с каждым днем все холодней и холодней становились ее глаза, все больше и больше отдалялись мы друг от друга. Месяцы безудержной праздности, эйфории выпили, иссушили, – мы привыкли к любви, привыкли к счастью, мы пресытились ими. Проклятая человеческая природа! Жадная и завистливая, на самом деле она слаба и ленива, она ничтожна перед лицом абсолютного и совершенного.

Я задыхался, хватал пересохшими губами разреженный воздух раскаяния, молил об отсрочке, о коротенькой, пустячной передышке – все было напрасно. Где-то там, в небесах уже был вынесен вердикт; давняя знакомка, надменная и капризная Фортуна смотрела уже в другую сторону – кому интересны неудачники! И можно было сколько угодно стенать и рвать волосы, рыдать и посыпать голову пеплом, все было кончено, кончено окончательно и бесповоротно; сказка близилась к финалу. Иссякли, сделались пошлыми и несуразными роли, стало стыдно и неловко, будто нас застигли за чем-то низким и предосудительным. Подавленно, обреченно ждали мы последнего в этой драме действия – прощания. Я не мог не понимать, что оно будет, непременно, неминуемо, но надежда, глупая, безрассудная надежда все еще теплилась, никак не хотела уходить, не могла смириться. Надежда. Последний приют безысходности, фантомная боль счастья…

Отчаяние отняло последние крохи мужества. Немой укор в глазах любимой превращал ожидание в муку, в тяжкое, невыносимое испытание; измотанное сознание мерцало смутными тенями, тревожило воображение. Каким оно будет, наше расставание? Бурным, драматичным или тихим, обреченным, печальным? Я тасовал варианты, придумывал мизансцены, диалоги, но судьба обманула меня и в этот раз – Юля ушла незаметно, пока меня не было дома. Ушла без каких бы то ни было прощаний и объяснений, раз и навсегда разорвав порочный круг притворства, тревожного, малодушного ожидания. Суетливое воображение схватило первый попавшийся образ, начало лихорадочно выплетать узоры пустомыслия. Да-да, исчезла, так исчезают тени в полдень… Вернулась к себе, в далекую, заоблачную, загадочную страну, когда-то подарившую ее мне, а теперь… Я оборвал мысли, отбросил презрительно, с омерзением. Может, хватит сюсюкать и паясничать? Может быть, пора посмотреть правде в глаза? Просто и мужественно принять случившееся, выбросить из головы весь этот романтический сентиментальный бред и отправиться жить дальше? чеканя шаг и скрывая боль за глянцевой улыбкой? Но еще раньше, чем мысль эта успела оформиться словами, раньше, чем слова эти усвоились сознанием, я понял, что уже не смогу так. Не смогу вернуться в сухую, унылую реальность, не смогу жить с осознанием собственного ничтожества, горькой, страшной потери. Мне нужна мечта, иллюзия – только в ней я смогу быть сильным, состоявшимся, счастливым – осуществить то, что никогда (теперь я знал это точно) не сможет случиться в действительности. Что такое счастье? – сбывшаяся мечта, и кто виноват в том, что моя может сбыться только в мечтах (извините за тавтологию). Уже давно мечта стала моим домом, спасением, противоядием, способом и смыслом существования; Юля лишь открыла мне эту истину. Каким-то образом ей удалось соединить мир грез с реальностью, совместить на одном экране две проекции разом, – может быть, поэтому счастье и было таким полным? Может быть, поэтому оно, вообще, было? И вот ее не стало, не стало мостика, связующего звена, и мне остается лишь одно – убираться восвояси. В свое приватно-виртуальное царство, в котором ее исчезновение (также, как и появление) может быть раскрашено нежно розовой палитрой вымысла, интерпретировано житейским недоразумением, фантастической метаморфозой, наконец, каверзами какого-нибудь злого волшебника. В отличие от действительности, жестокой, бескомпромиссной, подобные инциденты там совсем не страшны, они там некритичны и вполне поправимы, – стоит лишь захотеть, вообразить…