- Конечно, пойдём, - натягивая улыбку, тут же отзываюсь. – Раз мечтала, - значит, нужно исполнить мечту!

Как я и предполагал – скукота. Но Любе понравилось. Из чего я делаю вывод, что экстрим – не её конёк. Жаль, тут я бы мог иметь стопроцентные шансы её впечатлить.

- Может, теперь на «Цепи»? Если ты, конечно, не боишься, - зачем-то добавляю. Видимо, подсознательно не столько развлекаюсь, сколько изучаю эту темную лошадку.

- Я? Боюсь? Я с детства обожала кататься на цепочках! Но мне всегда было мало того времени и постоянно хотелось еще.

Хоть в этом мы сошлись.

- Тогда давай сразу возьмём два времени, чтобы два раза не ходить.

Зря.

Нет, в пять лет, в девять и даже в пятнадцать, мне бы скорее всего захотелось и на третий круг замахнуться, но сейчас... В общем, второй круг был явно лишним.

- С тобой всё в порядке? – спрашивает обеспокоенно Люба. – Голова закружилась? Может, тошнит?

Странно, но её забота приятна.

- Похоже, на сегодня мне экстремальных аттракционов достаточно, - стараясь улыбаться и выглядеть бодро, я медленно иду к ближайшей скамейке.

- Давай я за водой схожу, - не спрашивает, а ставит перед фактом Люба и убегает в сторону киосков с мороженным и попкорном. Спустя несколько минут возвращается с небольшой бутылочкой. Пить мне не хочется, но я благодарно принимаю от неё эту помощь, будто она спасает мне жизнь.

Вообще, я знаю эту фишку – девушки скорее влюбляются в тех, о ком они заботились и кого жалели. Удивительно, но сколько бы ни говорили, что любовь и жалость - вещи несовместимые, а на деле женская натура такова, что заботиться о ком-то – её главная задача, а потому и неудивительно, что они влюбляются в тех, кого изначально пожалели.

- Мне в детстве всегда хотелось кататься на взрослых аттракционах, - вдруг говорит Люба, откинувшись на спинку скамьи и смотря куда-то перед собой. – Но родители не разрешали. Очень переживали за меня. Однажды я уговорила разрешить мне покататься на «Сюрпризе», - я вспоминаю эту центрифугу, которую обожал, когда был пацаном, и понимаю, что мой нынешний вестибулярный аппарат не позволит даже смотреть на то, как другие на нём катаются, - так вот, когда я, возвращалась к своим после катания, мама стояла в полуобморочном состоянии, её руки тряслись, а у дедушки вроде бы даже появились седые волосы.

- Почему они так опекают тебя? – я едва не произношу вслух своего предположения, но, видимо, на моём лице бегущей строкой всё-таки пробежали догадки.

- Нет, не подумай, никакой неизлечимой болезни у меня нет, - я сразу выдыхаю, что было вполне искренне – связываться с больной девушкой слишком даже для меня. – Просто я единственный ребенок в семье. Еще и поздний. Родители строили карьеру учёных, и долго не заводили детей, а потом, когда «время пришло», долго не получалось. В общем, я «вымученный» и «вымоленный» ребёнок, как говорит моя бабуля.

Люба смеётся, но из глубины серых глаз едва заметно выглядывает грусть.

- Тяжело, наверное, быть под постоянным контролем? – спрашиваю первое, что пришло на ум, чтобы поддержать беседу.

- Нет, я понимаю, почему они беспокоятся. Но мне всегда хотелось иметь брата или сестру, - Люба на секунду замолкает, а потом поворачивается ко мне и спрашивает: - А у тебя есть братья, сестры?

- Я тоже единственный, - усмехаюсь собственным словам. – Только у меня совсем не так, как у тебя. Мои родители частенько забывали о моём существовании.

- Как это? – искренне удивляется Люба.

- Они много работали, им было не до меня. Мама часто таскала меня к себе на работу, и за мной присматривали все, кому не лень.