Чу! Всхрапнули ретивые кони.
Раздаются сквозь дымку шаги…
Сердце сжалось в ленивой истоме:
Ну, Святой, сохрани-помоги!
Видят ратники – дева младая
Выступает из чащи лесной,
Черноокая, прямо из гая
Лёгкой поступью, словно домой
Поспешает навстречу отряду…
Ох! И в пятки метнулась душа!
Мы таких не встречали уж кряду
Много лет! До чего ж хороша!
Кони глазом косят и гарцуют,
Раскричалось вокруг вороньё…
«Как попала ты в чащу лесную?
Далеко ли отсюда жильё?»
Рассмеялась девИца так звонко,
Что рассыпался сумрак лесной:
«Гой, вы, ратники! Рядом уж топко!
Не пора ли свернуть вам домой?
Воротитесь, иначе погибель
Всех вас ждёт в этих гиблых местах…
Вам не место тут, воины, ибо
Вижу я в ваших взорах лишь страх!»
Не противились парни. Пришпорив
За бока своих верных коней,
Ускакали, а главный – напротив
Задержался поодаль от ней.
Улыбнулась ему незнакомка:
«Что ж поделать! Судьба то твоя…»
Подошла, и ладошкою тонкой
Под узду подхватила коня.
Наважденье… Во мраке чащобы
Видит воин – избушка стоит.
Дикий холод укутал утробу,
Больно страшен у домика вид!
Только стоило глянуть на деву —
Как покинул и холод, и страх…
«Хороша! Эх, с ней ноченьку мне бы!
Подержать бы красотку в руках!»
Всё сбылось. Не любовью – дурманом
Обласкала красотка его…
Был он ратником да атаманом,
Стал мальчишкой. Шептал на ушкО
Незнакомке слова, словно сахар!
Он ласкал лебединый тот стан,
Разрывая на теле рубаху,
От страстей прогорев и устав…
А средь ночи – послышалось, что ли? —
Верный конь вдруг заржал за окном…
Хочет встать он, да что-то неволит,
Нету сил, лишь лежит всё ничком…
Громкий шёпот – не листья, не ветки,
Разбудил, да нахлынул, что смрад:
«Что ж ты, милый! А с виду – так крепкий…
Ослабел от любви во стократ…
Не меня ли искали в чащобе?
Не моей ли алкали души?
Поспешали сквозь лес этот, чтобы
На суку меня вздёрнуть в глуши?
Отпущу. Но отныне навечно
Ты платить станешь ведьмину дань…»
И скользнуло на палец колечко,
Уколовши холодную длань.
Вот и утро… «А где же?.. Приснилось!»
Возлежит под корягой нагой.
Вкруг – чащоба… За что же немилость?
Лишь колечко блестит бирюзой…
Много зим пролетело с той встречи,
Не солгала колдунья ему:
Каждой дочери жизни калеча,
Отдавал атаман их врагу.
И молитву творя в аналое,
Ратник истово лику шептал:
«Ты прости… Я в любовной истоме
Зря обидел тебя. Не признал…
Зря поехал по царской указке,
Зря не слушал лихого коня…
Думал: ведьмы – лишь бабкины сказки,
Ты прости, молодая, меня…»
Только нету прощенья слепому,
Что бездумно в чащобу скакал…
А могло бы всё быть по-иному…
То проклятье – что в сердце кинжал.
Мария Липовецка-Тореева
А был ли он (Стихотворение – предзнаменование)
Завьюжило. Метель – ни зги не видно.
Колючим снегом замело вокруг.
Так одиноко в доме и обидно,
Нет рядом с ней любимого, подруг.
Окно разрисовал мороз-художник
Цветами, листьями, алмазною резьбой.
Луны янтарной блеск такой холодный,
Со звёздной россыпью сверкающей, ночной.
Мечтая встретить чудеса, у окон
Сидела дева, думая о том,
«Чего ж я молода и одинока,
Никто не постучит в мой крепкий дом?»
И, вдруг, как будто бы, по щучьему веленью,
В стекло окошка кто-то постучал.
Она недавно в этом поселенье,
И кто пришёл к ней? Бог кого послал?
Вот осторожно шторку отодвинув,
Очей прекрасных взглядом повела.
Смотрела, не пришёл ли он, любимый,
Как Ярославна, мысленно звала.
Но на дворе не тронут снег стопою.
Как изумруд, ночное полотно.
Луна прикрылась облачной рукою,
Холодный блеск от снега, но светло.
Завыл в трубе волкОм норд-ост тоскливый,
Снежинок параллели ей в глаза.
Они каратами алмазов засветились,
Да не от снега. То сползла слеза.
Девица грустно улеглась под пледом,
И задремала. Снится « в руку» сон: