Алиса уставилась на брызги черной плесени, съедающей свободную от кафеля стену. Эта квартира погибала – гнила и разваливалась на куски, словно ее хозяйка отправилась в мир иной, прихватив с собой бальзамирующую жидкость, спасавшую потрепанный фасад от разложения. Как бабушка Луиза прожила здесь одна полвека? Как она, например, мылась в свои девяносто, если у нее не работал душ? Почему не продала этот гигантский клоповник? Купила бы новую квартиру человеческого размера, чтобы в ней можно было изредка убираться. Хотя о чем это она? Мама не зря называла квартиру саркофагом. Наверное, только благодаря ему бабушка и протянула так долго, несмотря на две пачки «Salve» в день.

Вытереться было нечем: единственное вылинявшее полотенце, которое, судя по размеру, было предназначено для рук, показалось Алисе грязным. Она кое-как промокнула влажную кожу футболкой и побежала в комнату, чтобы успеть одеться до того, как окоченеет.

Убирая последствия вчерашнего срыва, Алиса мысленно составляла список покупок: полотенце, губки, средство для мытья посуды и ванной, шампунь, мыло. Похоже, надо было идти в хозяйственный и сгребать все, что попадется под руку – здесь не было ничего, кроме соды и спичек.

Вчера она выпотрошила содержимое кухонных шкафов: столетние жестяные банки под крупы, почти все – пустые или с засохшими трупиками пищевой моли, каменные сушки, которые ей хватило ума не попробовать раскусить, тяжелая коробка из-под чая – судя по «ятям» на конце выпуклых облезлых слов, купленная на новоселье. Чай товарищества чайной торговли В. Высоцкий и Ко. Полный тезка легендарного барда до революции, наверное, разбогател, продавая симпатичные упаковки с цветочным орнаментом. Вчера Алиса пробовала открыть ее, но крышка приржавела и не поддалась нетерпеливым пальцам. Она грохнула жестянку об пол, та погнулась, но и только.

Теперь времени и нервов было больше. Алиса поддела крышку столовым ножом, покачала его со всех сторон, и наконец коробка открылась. Внутри, конечно, не оказалось ни чая, ни бриллиантов, которые начали было дразнить ее воображаемым блеском.

Сверху лежал гребень из слоновой кости, с лебедем, плывущим по озеру среди лиловых кувшинок. По гладкой эмали ползли тонкие трещины – очень может быть, они появились после удара коробки об пол. Собрав на затылке тьму длинных волос, Алиса закрепила их гребнем, как будто это была обычная заколка из магазина копеечной бижутерии.

Все остальное место занимали две толстые тетради в черных кожаных обложках с потертой гравировкой – двумя переплетенными заглавными «А». Тонкие желтоватые страницы, старомодный аккуратный почерк с идеальным углом наклона – словно кто-то напечатал весь текст курсивом.

Алиса не успела начать читать, как телефон завибрировал на краю стола и, юркой рыбкой нырнув вниз, плашмя шлепнулся стеклом об плитку. Напоминание на треснувшем экране содержало два слова: «выставка Врубеля». Хорошо, что вчера днем она еще что-то соображала и позаботилась напомнить себе сегодняшней о делах.

Вообще-то, Алиса работала в отделе ЗОЖ: модные диеты, звездные тренировки, персональные нутрициологи и фитнес-гуру – все, без чего немыслима жизнь всякой уважающей себя потребительницы глянца.

Культурой занимался отдел, существовавший в редакции как атавизм непонятного назначения: единственным искусством, достойным целого разворота, была мода. За последние полгода там сменилось полдюжины журналистов, которые или исчезали еще до окончания испытательного срока, или, не выдержав московского уныния, уезжали в Тай на вечную зимовку, или просто не отличали Брейгеля-старшего от Брейгеля-младшего. Главная хмуро шутила, что их прокляли конкуренты.