Сооружение, представляющее собой платформу трамвайной остановки «Тобольские казармы», возвышалось над уровнем шоссе метра на два. И под этим сооружением, в семиметровом промежутке между шоссе и платформой, где-то там, внизу, с утра располагались шустрые тетушки-торговки в разноцветных платочках, раскладывая корзинки, пакетики и бидончики с ягодами, молоком и прочей снедью, созревшей к этому времени на подворье.

После остановки «Тобольские казармы» пути Арзамасского шоссе и трамвая временно расходились. Трамвай забирал левее, к следующей остановке – «Детская больница». Затем он шел до остановки «Щелковский хутор». Это место привлекало и детей, и взрослых никогда не высыхающими озерами.

Далее трамвай круто поворачивал направо и с остановки «Караваиха» вновь двигался рядом с шоссе. С левой стороны выстроились деревянные постройки, в том числе райсовета и партийных органов Ворошиловского района. Вдалеке виднелась средняя школа N 48. С правой стороны, за шоссе, сплошной кустарник вплоть до обрыва к Оке.

И вот конечная остановка «Мыза». Там трамвай высаживал пассажиров и делал по кругу разворот в обратную сторону. Дальше надо было идти пешком до моста. Внизу – железная дорога от Ромодановского вокзала в сторону города Павлово-на-Оке. После моста с правой стороны – огромное здание радиотелефонного завода имени Ленина, напротив которого расположилась большая столовая, а далее с левой стороны шоссе начинались владения завода имени Фрунзе. Начинались эти владения огромной свалкой забракованных радиодеталей, из которых радиолюбители выбирали рациональные зерна для своих поделок.

Этим маршрутом ограничивалась сфера уличной жизни мальчишек с макаронки. Иногда они уходили в своих путешествиях от трамвайной линии до Волги с одной стороны и левобережья Оки с заплывом через нее – с другой. Но это было довольно редко. Все же, что выходило за очерченные границы, настораживало огромными далями, но и манило неизвестностью, которая побуждала самых отважных пускаться странствовать на пригородных поездах с Московского вокзала до близлежащих городков и поселков Горьковской области.

Пионерский лагерь неподалеку от берега речки Линды, где отдыхали ребята летом 1942 года, представлял собой деревенский дом на двадцать малолеток, у каждого из которых, как правило, отец воевал на фронте, а мать по двенадцать-четырнадцать часов в сутки работала на фабрике. Девать детей летом было некуда, и директор фабрики нашел способ поддержания их здоровья, организовав проживание в деревне. Из обслуживающего персонала была одна воспитательница. Повариху наняли на месте. Ребята тут же разобрались с обстановкой, и председателю колхоза стали поступать тревожные сигналы о том, что пионерия систематически совершает набеги на колхозные малинники и с ней надо что-то делать. Он задумался и принял неожиданное решение: выдать ребятам – кому решето, кому маленькую корзинку, кому какой-нибудь таз и отправить собирать малину. Норма – три килограмма на один нос. Остальное пусть едят неограниченно: все равно половина урожая пропадет, колхозниц-то не хватает.

И дети с удовольствием совмещали полезное с приятным, организовав при этом, как водится, соревнование – кто собрал больше.

Жизнь лагеря била ключом: походы за грибами, игра в футбол старым, заброшенным малахаем; в догонялки с рассерженным бычком: догонит или не догонит; ловили мелкую рыбешку в наволочки, а потом, конечно же, отпускали, потому что есть мальков было жалко.

Однажды десятилетний Пашка решил померяться силой с бычком, у которого еще только появились пупырышки на лбу, означающие, что здесь скоро вырастут рожки, а потом и рога. Он подошел к бычку и толкнул его в лоб. Тот безразлично посмотрел на Пашку и отвернулся. «Брезгуешь, теленок», – Пашка снова надавил ему на лоб. Бычок отступил на пару шагов. «Ага! Сдаешься!» – обрадовался Пашка. Но тот вдруг всерьез набычился и пошел на Пашку. Мальчик уперся обеими руками в твердый, как пенек, лоб бычка. Ноги стали скользить по траве. «Во, прет! Не удержишь! Еще бы – у него четыре ноги, а у меня только две, да и те без копыт. Надо удирать». Пашка развернулся на сто восемьдесят градусов и тут же получил под зад бычьей головой. Над ним долго смеялись, а потом перестали и стали смеяться над Фелькой Чулковым. Он тоже схлопотал. Только не от бычка, а от здорового рогатого козла. Разница была лишь в том, что Фелька, разозлив козла, успел-таки удрать от него не посрамленным. Но, когда он, втихаря от воспитательницы, полез в кустарник за спрятанным там окурком, нагнулся, разыскивая его, злопамятный козел, не долго думая, врезал сзади Фельке своими рогами, да так, что тот нырнул в кусты вниз головой.