– Оставь меня в покое. Я хочу отдохнуть, ночка выдалась та ещё! – и, подвинув дочечку, улеглась с краю.

– Маша, прошу тебя, не отворачивайся от меня – он сел перед кроватью, повернул её к себе лицом, заглянул в глаза, словно хотел в них что-то прочитать.

– Павел Батькович, будьте любезны, не усугубляйте своё положение. Я ведь могу и психануть. А вы знаете, что случается это редко, но метко. Вы этого добиваетесь?

Он, даже, испугался, насколько глаза его жены прожигали ненавистью всю его душу. Эта женщина чужая. Его нежная, мягкая, покладистая, такая ласковая и тёплая Машенька растворилась в событиях вчерашнего дня. И не скажет она ничего. А кто? Не кидаться же ко всем с вопросом, знают ли они, чем кретин Пашка обидел свою жену?

У него как-то странно побаливали губы, изнутри. Как будто он порезался мелкими кусочками стекла. Говорить было неприятно, и во всём теле дискомфорт. Он еле поднялся. Что такое? Он вспомнил, что в их группе есть женщина-врач, тоже заядлая анекдотчица, и она была вчера там, на заимке. Пан или пропал. Он не успел открыть рот, она начала первая.

– Павел, как вы могли? У вас такая красавица-жена, наши мужики об неё все глаза обломали. А дочка? Я любовалась вами, такая пара, такая семейная пара… А вы такой же козёл. Как и все. Да нет, ещё хуже. Основная масса хотя бы скрывает от жён, а вы плюнули всем нам в душу. Особенно, конечно, Машеньке. Она – умница, держится. Другая бы уже надавала по морде, устроила скандал, разрядилась бы, одним словом.

– Я ничего не помню. С того момента, как мы сели выпить пива. Ну не мог же я так опьянеть от одной бутылки? Ничего не понимаю.

– Знаете, молодой человек, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вас же не потянуло спасать человечество, а банально затащило в болото измены, вы целовались с этими охотницами за мужиками на глазах своей жены. Уж, простите, я как раз до ветру ходила.

– Я? С кем целовался? Ничего не помню. Но губы как-то странно болят, и тело не моё. Что происходит?

Врачиха внимательно расспросила его о симптомах и отправила к здешнему врачу с запиской. Он взял у него кровь на исследование, запихал какие-то таблетки и отправил отдыхать. До утра. Маши с Вероникой не было, и Павел пошёл их искать. Не нашёл. Уже подумал… Но вещи были на месте, чемоданы тоже. Устал, уснул. Проснулся среди ночи, попил. Маша спала. Она была такая хорошенькая, очень похожая на ту девочку, которую он забрал у мамы с папой и привёз в своё логово. Так же полуоткрыт ротик, руки закинуты за голову, грудь торчком, одна даже почти вылезла из пижамки. И волосы по подушке, соломенные, пушистые. Как будто и не было десяти прожитых лет. Пашка, Пашка, ты же любишь эту женщину. Когда успокоишься уже? Он провёл рукой по волосам, по щеке, по шейке, по сосочку. Машка застонала. Он растерялся от неожиданности. Осторожненько взял губами этот сосочек и стал ласкать. Машка выгнулась от удовольствия, прижала его голову сильнее, заставляя уже впиться в её грудь… И вдруг подскочила, проснулась. Она стала лупить его по чём попадя, шипеть всякие гадости, чтобы не разбудить дочку, и глаза её метали громы и молнии, уничтожая всё живое на своём пути. И, его, Павла…

Заявление на развод было подано. Машка рассказала обо всём своей ближайшей подруге, Милочке. Она сильно болела, но шла на поправку, как казалось. Вместе обсудили этого гада, Павлушку, и назначили ему наказание. Но через несколько дней Мила вызвала Машу на разговор.

– Послушай, Машунь, почему ты не сказала про какой-то препарат, найденный в крови твоего мужа после известных нам событий? Мой Юрка считает, что это основополагающий факт в этой истории. Он же себя не контролировал.