– Сюда?

– Только вы подъедете не со стороны парадных ворот…

– А со стороны конюшен.

– Ты умнеешь прямо на глазах.

– Если будет угодно вашему высокопревосходительству, я так же быстро поглупею.

– Я дам знать, когда это будет необходимо. А сейчас надо сделать то, что надо сделать.

– Уже можно исполнять?

– Да. И скажи там, чтобы господина командора проводили ко мне.

Через несколько минут в конце аллеи появилась фигура дона Ангеррана де ла Пеньи. Он приближался медленно, тяжело ступая огромными башмаками по розовому песку дорожки. Оделся он сегодня, против обыкновения, в гражданское платье. Но даже лишенный той части внушительности, что придает человеку мундир, смотрелся он очень и очень солидно.

– Здравствуйте, мой дорогой дон Ангерран, – приветливо, почти весело приветствовал его губернатор, что озадачило командора. Он рассчитывал увидеть страдающего, убитого горем отца, а на деле…

– Рад вас видеть в добром здравии, ваше высокопревосходительство.

– Пусть не в добром, но, по крайней мере, сносном. А что с вами, отчего эта трость? Неужели снова подагра? Сочувствую.

Командор сдержанно кивнул. Сердце его было не на месте. Что-то случилось. Откуда бы взяться столь выраженной участливости в столь самовлюбленном человеке, как дон Антонио де Кавехенья?

– Вчера пришлось посылать за лекарем. Этой ночью мне дважды пускали кровь.

– Может быть, вам имело смысл остаться в постели?

Да, определенно что-то неладно, решил дон Ангерран. Надо быть внимательным.

– Сегодня вторник, день моего непременного доклада вашему высокопревосходительству. Кроме того, к утру мне полегчало.

– Ну что ж, прекрасно, если так. Давайте, знаете, пройдемся. А то я все утро тут сижу, выслушиваю идиотские бредни. Надоело.

– Охотно.

Губернатор взял командора под руку, и они двинулись вдоль стены, имея слева от себя уже описывавшуюся картину морских далей, а справа – великолепный розарий. Цветы, освеженные утренним поливом, сверкали переливами еще не высохших канель.

Крепостная стена плавно изгибалась, отвечая изгибу горы, на которой поместилась загородная резиденция правителя Эспаньолы. Шагах в пятидесяти по ходу движения открылась ниша, в которой стоял стражник с аркебузой[9]. Увидев его высокопревосходительство, он встал «смирно» и положил ствол аркебузы на сгиб локтя.

– Прекрасно, – сказал дон Антонио.

– Что именно?

– Будем говорить открыто. Я хотел было устроить с вами игру в цаплю и лягушку, как говорят французы, но потом решил – не стоит.

– Как вам угодно.

– Вот именно, как мне угодно. Я просто спрошу у вас, дон Ангерран, нет ли у вас родственника, который бы… как бы это сказать…

Командор тяжело задышал.

– Говорите прямо, ваше высокопревосходительство, надеюсь, хотя бы это я заслужил своей тридцатилетней службой его католическому величеству.

– Прямо так прямо. Мои люди тут поймали одного разбойника, по имени Горацио де Молина. Странное имя, как бы генуэзское, но при этом как бы и нет. Но не имя самое интересное в этом человеке.

– Я слышал о нем, – угрюмо сказал дон Ангерран де ла Пенья.

– Признаться, я решил на свой лад разобраться с этим негодяем, никому, даже вам, не сообщая об этой поимке. Я решил самолично добраться до награбленного им золота и тем самым удивить всех. Пусть, думал я, поймут мои подчиненные, что их губернатор умеет не только диких коров истреблять. В течение двух недель у него допытывались, куда он спрятал награбленное. Он молчал. До сегодняшнего утра. А сегодня утром он заявил…

– Что он мой племянник?

– Откуда вы знаете? Впрочем, по самому течению нашего сегодняшнего разговора было видно, что у меня есть для вас чрезвычайные новости.