Сажусь в машину. Домой ехать не хочется. Смотрю на время и набираю номер.

– Привет, Тим. Как ты?

– О, Роб. Сто лет тебя не слышал. Думал, ты по-русски разучился говорить.

– Очень смешно.

– Как твоя игра?

– Хуже некуда: лажаю, дерусь и не вылезаю со скамейки запасных. Сегодня дали дисциплинарный штраф на двадцать минут. А говорят, что может приехать скаут.

– Черт. Хреново.

– Ага.

Мы помолчали. За это я и люблю своих друзей, Макса и Тимура. Мы знакомы миллион лет, с того самого дня, как родители привели нас в секцию хоккея, потом мы много лет играли за команду «Викинги» пока не выросли и не решили, что свяжем нашу жизнь с этим видом спорта. Тимур играет за питерскую команду «Нева», а Макс – за московский «Сокол». А еще Макс встречается с моей сестрой, оказывается, что и так бывает. Но это не важно – важно, что с ними просто можно молчать, когда тебе не очень, и это уже помогает. Они для меня как братья, как семья.

– Почему ты перестал контролировать себя? – спросил Тим.

– Не знаю, – я вырулил на дорогу, собираясь бесцельно кружить по городу, разговаривая по телефону: хоть какое-то занятие.

– Давай поразмышляем и разберемся, – предложил Тим. Он очень спокойный и обстоятельный, всегда хочет помочь. Иногда это становится его проблемой. – Как ты настраиваешься на игру?

– Да не знаю, как обычно, – я пожал плечами, хотя Тим меня не видел. – Стараюсь выбросить все из головы. Правда, последние две игры мысль об этом скауте чертовски нервирует меня.

– Понимаю, такие новости всегда выбивают. Но подготовительная рутина как раз и позволяет забыть все лишнее. Напомни, что ты делаешь перед игрой?

– В смысле?

– Ну, Макс мотает клюшку и смотрит не то на восток, не то на запад. Не помню уже. Я беру свой талисман и перебираю бусины на браслете. Помнишь, это тот браслет, который у меня с детства? А что ты делаешь?

Мне хотелось рассмеяться, потому что все, о чем сказал Тим, показалось мне ужасно глупым. Никогда не делал подобной ерунды и всегда считал, что выше этого. Я открыл было рот, чтобы сказать, что детские ритуалы не работают во взрослой жизни. Но потом вспомнил, как отец перед каждой игрой настраивал меня, похлопывал по плечу, говорил, что верит в меня. Иногда, когда матч был на домашней арене, он пробирался в раздевалку, вручал мне клюшку перед выходом на лед и желал удачи.

Сердце раскололось пополам от этого воспоминания, и в груди стянуло так, что мне понадобилось усилие, чтобы вдохнуть.

– Ничего, – прохрипел я. – Я ничего не делаю.

– Слушай, – Тим разговаривал со мной медленно, как с ребенком, – это правда помогает. Почитай: многие хоккеисты рассказывают в интервью, что у них есть свои ритуалы. Не хочу сделать тебя суеверным, но рутина помогает, ты и сам знаешь.

– Знаю, – пробурчал я.

От мысли об отце мне стало трудно говорить. Я старался не думать о том, что их с мамой больше нет. Они погибли чуть меньше года назад в автомобильной катастрофе. И сейчас иногда казалось, что они уехали в путешествие и вот-вот скоро приедут. Не то чтобы я их ждал – мне же не десять лет, – но тотального разрыва тоже не ощущалось. Голова загудела, мне нужно было срочно переключиться, и я спросил:

– С Максом давно разговаривал?

Тим рассмеялся:

– Я тебя понял: хочешь сменить тему.

– Хорошо, когда друзья знают тебя, как себя, – в груди чуть отпустило.

– Недавно говорил. Ты видел его статистику? Он сумасшедший. Я уже боюсь его таблицу открывать: есть ощущение, что у меня разовьется комплекс неполноценности.

– Вот точно. Давай и Макса в покое оставим с его голами. Невольно о своих начинаешь думать.

– Расскажи тогда про Швецию, – попросил Тимур.