И тут мне приходит в голову одна мысль. У Васильева ведь день рождения в пятницу? Кажется, я знаю, что ему подарить. И я, подперев кулаком подбородок, начинаю обдумывать, как мой подарок будет смотреться в его офисе.

– Всё, Вадим, договорились: бронируй сервера в Чехии, – прервал мои мысли голос начальника. Вадик кивает и поднимается. Следом за Шевелёвым начинаю вставать и я.

– А ты, Наташа, останься. Есть разговор, – усаживает меня обратно Васильев.

Уже дошедший до двери Вадим обернулся, но, поймав непререкаемый взгляд синих глаз, исчез за дверью. Подождав, когда в коридоре стихнут его шаги, Васильев отставил чашку, подошёл к двери и повернул дверной замок. Щелчок – и мы, как вчера, одни в его кабинете.

– Ну, так что ты надумала? – сунув руки в карманы, начальник поворачивается ко мне.

– Относительно чего?

– Относительно моего предложения.

– Вы… ты про перемирие?

Васильев обошёл стол и встал за стулом, на котором минутой ранее сидел Вадим. Положил пальцы на спинку, побарабанил по ней:

– Нет. Я, Наташ, про те условия, на которых ты уйдёшь из Конторы.

– Я не уверена, что это получится, – кладу ногу на ногу.

– Но рот ты тем не менее не накрасила, – прищуривается он.

– Я разлюбила эту помаду, – складываю на груди руки.

– Кажется, это «нет»? – усмехается Васильев.

– Александр Владимирович, – я смотрю в улыбающиеся, неимоверно раздражающие меня глаза, – а вы не много ли себе позволяете?

– Мне нужен ответ на мой вопрос. – Васильев хмурится.

– А мне нужно время подумать. Я пока не готова ответить, – придаю голосу светскость и аккуратно расправляю подол свой красной юбочки.

– Ладно, хорошо, – неохотно кивнул Васильев. – Давай подождём твой ответ до завтра. У меня, кстати, завтра день рождения. Придёшь в «Пушкин», к восьми?

– Это что, приглашение? – насмешливо интересуюсь я.

– М-м, – Васильев покачивается с пятки на носок.

– В таком случае, приду, спасибо.

– Не за что, – начальник фыркает. – Но вообще-то я попросил тебя для другого остаться. Скажи, ты хочешь поехать в Прагу, в командировку?

– Когда?

– Восемнадцатого сентября, я уже говорил.

«Восемнадцатого – это воскресенье».

– Восемнадцатого мне нужно на годовщину свадьбы отца. У него другая семья, – зачем-то объясняю я и начинаю теребить подол юбки.

– Ага. А тебе, как я вижу, туда совсем не хочется?

Вот скажите мне, откуда у этого мужчины способность читать мои мысли?

– Да, мне туда не хочется, – помедлив, всё-таки признаюсь я.

– Тогда зачем мучиться? Разве нельзя отказаться и не ходить? – Васильев опускается на стул, подтягивает к себе кружку и спохватывается: – Попросить для тебя принести? – глазами указывает на кофе.

– Нет, спасибо. Я и так с утра уже пять чашек выпила.

«Между прочим, из-за тебя», – хочется добавить мне. Вместо этого говорю:

– Я не могу туда не ходить. Вы… ты просто не понимаешь.

– Расскажи, и я постараюсь понять, – дружелюбно предлагает Васильев.

Вы тоже хотите это узнать? А может быть, вам интересно, почему я ношу часики с Микки-Маусом?

1997 год. Замоскворецкий зал суда. Мне десять лет.

– Наташа, с кем ты хочешь остаться, с мамой или с папой? – ласково спрашивает облачённая в чёрную мантию женщина-судья.

– С папой, – говорю я.

– Наташа, у твоего отца другая семья и другой ребёнок, – доносится до меня полный обиды голос мамы.

– Ну и что? Я люблю Арниса, и он меня любит. Я буду о нём заботиться.

– Борис, ну не знаю… Ну сам поговори со своей дочерью! Объясни ей, что так – нельзя! – на грани истерики требует мама.

Отец грустно улыбается, обходит перила, за которыми переплела ноги я, и усаживается на корточки.

– Детка, я тебя очень люблю, – он мягко берёт меня за руку. – Но я должен уехать в Америку. Мне надо работать. Ну подумай, как мама будет без тебя? А ты как будешь без мамы? – Я поджимаю губы. – Наташа, ну пожалуйста… А я буду часто-часто к тебе приезжать. Правда-правда. И ты тоже будешь приезжать к нам… Ну, пожалуйста, скажи то, что мама хочет услышать.