– Дунька! – раздался крик мужика. – А ну вертайся назад!

Девушка оглянулась испуганно и, поджав губы, сбежала. Тяжело вздохнув, я снова вернулся к тому мужику, который сначала мне дом сельсовета показал, а после и с девушкой поговорить не дал.

– Где вашего главу искать, не подскажите?

– А ты кто такой будешь?

– Журналист, из Москвы. Статью написать хочу о том, как у нас на селе живут.

– Ишь ты, – фыркнул тот недовольно. – Журналист. Третий дом дальше.

Наконец я нашел нужного мне человека. Алексей Иванович оказался мужиком лет сорока. Вместо правой ноги – деревяшка. При ходьбе он опирался на выструганную палку, похожую на посох. Вместе с ним жила его жена, две дочки и сын подросток.

– Журналист, говоришь? – с прищуром посмотрев на меня, переспросил глава сельсовета.

Сидели мы в его доме на кухне на лавках. В доме была жарко натоплена печь, а для освещения на столе стояла лучина, дающая тусклый свет. В ее лучах мужик казался загадочным старцем, а не еще не старым мужчиной. Из проема вглубь дома на нас с любопытством посматривал его сын. Хоть и светло на улице еще, а дома окна маленькие, света не хватало. Дочери как показались разок, так и скрылись в доме. Лишь жена поставила нам на стол пару кусков хлеба, да каши в мисках. И все.

– А как зовут тебя, паря?

– Сергей. Огнев.

– Огнев, говоришь?

Тут он хитро блеснул глазами.

– Уж не тот ли Огнев, что в газете статью писал? И о ком сам товарищ Сталин на Пленуме говорил? Студент, небось?

Я понял, что не получится мне скрыть свою личность. Вон, просто услышав мое имя, уже все про меня человек знает.

– Да не напрягайся ты так. Али не хочешь, чтобы тебя признали?

– Хотел бы, чтобы до поры обо мне разговоры по деревне не шли.

– От меня ничего не услышат, – кивнул глава и шикнул на сына. Тот тут же скрылся в комнате. – С Олежей тоже поговорю. А на счет остального – не боись. Я читать газеты люблю, да и должность обязывает, – пояснил он свою осведомленность. – Так с чем прибыл, Сергей?

– Узнать, чем живете, – пожал я плечами.

– Как колхозы ввести, смотреть будешь? – в лоб спросил он меня.

– Они в любом случае будут введены, – не стал я отпираться. – Но уж лучше, если это будет сделано не только из-под палки, но и хоть какая-то законность будет соблюдена. Чтобы в случае чьего-то самодурства на местах на такого активного укорот был.

Алексей Иванович задумчиво покивал.

– Добро, обскажу я тебе, как мы живем. Авось, и правда что дельного сможешь о нашем житье-бытье передать. Твоя правда, самодуров везде хватает.

И он рассказал. Что мужиков на селе мало – сначала в империалистическую забрали многих, потом гражданская сразу – и туда народ пошел. В итоге в деревне почитай на одного мужика три-четыре бабы приходится. Ну, это я и сам заметил. Что коней почти нет – опять же забрали в войска для кавалерии. Пахать теперь или на одной лошади, или вообще на собственном горбе приходится. Я все записывал, чтобы ничего не упустить.

– Так еще и народ сильно-то в деревне не держится. Все в город норовят сбежать. Особенно те, кто помоложе, – продолжал глава. – Там и почет, и деньга вертится. Так что у меня в деревне почитай лишь три сотни душ еле наберется. А раньше бывало и до тысячи доходило.

Неутешительная статистика.

– А что у вас с кулаками? Есть?

– Как не быть, – хмыкнул Алексей Иванович. – Видел дом большой, что недалече от сельсовета стоит? – я кивнул. – Вот в нем и живет наш главный «кулак». Петро Самойлов. У него одного две лошади. Приходится к нему на поклон идти, когда пахать надоть.

– И как к нему относятся? Сам он что говорит?

– Да как у нас к зажиточным относятся, – хохотнул Алексей Иванович. – Завидуют люто, да поносят за глаза. Он же сейчас шальной стал. Понимает, что скоро может лишиться всего. Волком на каждого глядит.