– Нет! Ты не заслужила меня! – мой голос срывается, вытираю слезы рукой, обмазывая их о край платья. – Не заслужила видеть меня, знать меня! Вы выкинули нас из своей жизни! Вы могли бы приехать, когда я подросла, когда хотела иметь дедушку и бабушку, как все дети. Когда хотела ездить к вам на каникулы и слушать ваши истории! Вы заслужили одинокую старость, как и хотели, когда решили, что мой папа не достоин вашей дочери. А он был достоин! Мама была счастлива каждый день своей жизни! Она просыпалась с улыбкой и засыпала с ней же! Она не проронила ни одной слезинки, – закашливаюсь от комка в горле, появившегося от слез и ненависти к этим людям. – Мой папа обожал ее. Они были самыми счастливыми людьми… они…. Они никогда не кричали… никогда не ссорились… вы не заслужили быть в их доме! Это мой дом! Однажды я вернусь. Не смейте жить тут!
Голова кружится и я практически падаю, мои ноги становятся ватными, слишком слабыми, чтобы держать меня. Юра тут же оказывается рядом, и я опираюсь на него всем телом. Больше в этой жизни мне не на кого опереться. Он забирает из моих рук коробку с вещами родителей и ведет меня к выходу из комнаты.
Несколько секунд дед смотрит на Романова, а Юра на него. И старик отступает. По дороге забираю шубу, джинсы и ботинки, в которых прилетела. Юра оставляет меня в такси, ожидающем нас, а сам заходит в дом еще дважды, чтобы забрать все коробки и пакеты с вещами, которые я хочу взять с собой.
– Кристина, прошу, останься, – бабушка не отходит от машины, просовывая голову в открытое окно. – Ты нужна нам, а мы тебе. Мы семья. Мы справимся. Что ты будешь делать одна в чужой стране?
– Мы не семья, – кричу я охрипшим голосом. – И Россия мне не чужая! И я там не одна!
– Этой мой номер, – она просовывает в салон бумажный листок с написанными на нем цифрами, – позвони нам, прошу тебя.
В порыве гнева рву листок на маленькие части и выкидываю их в окно, не глядя, как те, подхваченные ветром, разносятся по все еще идеальному газону папы, которым он так гордился.
– Мэм, – Юра складывает в багажник последние вещи, – нам пора.
– Будь ты проклят, – ревет бабушка, злобно глядя на моего парня, – будь проклят, мальчишка! Как ты смеешь увозить от меня мою внучку?
– Было приятно с вами познакомиться, – уголок губ Юры стремительно ползет вверх, – вы очень милые люди.
Парень обходит машину, так как бабушка загородила собой дверцу, и садится с другой стороны. Мы уезжаем. Я вжимаюсь в сильное и такое уверенное тело Романова и плачу всю дорогу.
В самолете сплю.
Юра не может лететь со мной в Москву. Он спешит в свою часть.
В Москве меня встречает Миша. Он помогает мне занести вещи в квартиру, но остаться не может. Завтра он уезжает в палаточный городок и не сможет проводить со мной время. Зато через пару недель должен приехать Леша. Он тоже не задержится долго в Москве, но обязательно заедет повидаться.
А в квартире меня ждет женщина, по возрасту схожая с моей бабушкой, и так же полновата. Только ее волосы покрашены в цвет спелого каштана, и она на целую голову выше меня. Это Роза, няня моего парня. И это наша первая встреча. Уверена, это Юра позвонил ей и попросил проконтролировать, как я добралась и все ли со мной хорошо.
– Ну вот и познакомились, – улыбается женщина. – Я так много слышала о тебе, Тина, – попадаю в объятия, – что успела заочно тебя полюбить.
Мне нравится ее голос. Спокойный и мелодичный, низкий но приятный.
– Вы Роза?
– Именно, и после всех рассказов Юрочки, я мечтала с тобой познакомиться. Но мальчишка вечно находил отговорки, чтобы не допускать меня к тебе. Думаю, – женщина подмигивает чуть мутным голубым глазом, – мой мальчик боится, что я расскажу тебе, как в детстве он заболел ветрянкой и бегал по дому голышом, весь измазанный зеленкой, при этом ревел, что никогда не отмоется от этого позора. Я покажу тебе фотографии.