Путь, на самом деле, предстоял Эдуарду не такой уж и близкий. В лучшем случае он надеялся добраться до хижины к вечеру и гораздо быстрее было бы отправится верхом на лошади. Но, конный всадник всегда привлекает больше внимания, потом, почти всех его лошадей знали в городе, и домашних, совсем, не хотелось посвящать в детали. Поэтому он шел, изредка спотыкаясь в своих не удобных, громоздких сапогах наездника, по накатанной телегами дороге. Не глубокий, перетёртый колесами песок мягко принимал ступни в свои объятия, и отпускал их нехотя слегка обволакивая, ноги приходилось поднимать выше чем на мостовой и это утомляло Эдуарда. Потом он в точности не знал маршрут. У отшельника никогда не был, и теперь ориентировался только на рассказанные истории, шёл пользуясь общим знанием направления.
– Как печально что река у нас не судоходная. Вниз по течению пороги и перекаты, а выше мели и узкие протоки. Потом похоже на то, что какие-то твари живут в этих водах. Не случайно люди пропадают даже на берегу. К реке и подходить то опасно не то что плыть по ней. Иначе, можно было бы путешествовать на лодке, создать колонию в низ по течению или найти другой город и торговать с ним. – Мечтал в слух Эдуард. Он, когда оставался наедине сам с собой любил, так сказать, «поговорить с умным человеком».
Солнце клонилось к закату и становилось все более очевидно, что не до какого отшельника он сегодня не дойдет и надо остановится в таверне рядом с фермами, у мельницы. Там его знали и по этой причине такая мысль была отброшена, вместе с надеждой на горячий ужин и сухую теплую кровать.
– Как же я отвык от пеших прогулок, совершенно неожиданно и дорогу один плохо различаю. – Продолжал шепотом жаловаться сам себе Эдуард. – Полгода всего не был в этой стороне поселения, а раньше один сюда не добирался. И что же, готов заплутать на прямой дороге.
Говорил Эдуард ещё много и по большей части жаловался на самого себя, дорогу, сапоги. Вспомнил даже прислугу и досталось конечно Игнату. Весь его монолог продолжался пока за его спиной не раздался скрип телеги. Эдуард съёжился, потому что был уверен: каждый человек отлично его знает, и сильнее натянул капюшон. Звук колес и топот копыт постепенно приближался. Но, было ясно что телега едет медленно, звуков хлыста не слышно вовсе, а скрип плохо смазанной ступицы доносился с ощутимыми перерывами. Эдуард, поддавшись овладевшему им волнению собирался свернуть с дороги и пойти прямиком в поле, схоронится где ни будь между кустов, но вовремя опомнился сообразив, что такое поведение вызовет еще большее подозрение чем одинокий путник на дороге в вечерний час. «Может просто мимо проедет?!» – Промелькнула в голове надежда. Но телега потихоньку поравнялась с ним и где-то у Эдуарда над головой раздался голос возницы:
– Тебя подвезти молодой человек?!
– Нет, нет. – Сказал Эдуард, не поднимая головы. – Спасибо я почти пришел.
Телега проехала мимо и в след за ней осталось замечание удивлённого возницы:
– Куда он здесь дошел?! Нет же здесь ни хрена!
И телега медленно покатила дальше по дороге скрипя и погромыхивая.
«Как он понял, что я молодой человек, он же не видел моего лица?» –Судорожно стучали мысли в голове Эдуарда. – «Неужели узнал меня. Меня все знают. А вдруг все выплывет, я никогда не отмоюсь… но, нет, нет, проигрывать нельзя, потом мало ли, может и обойдется, может Игнат принесет добрые вести, а слухи как всегда раздуты».
Медленно, но верно солнце уходило к выходу у горизонта. Эдуард начинал кутаться в плащ не только потому, что боялся быть узнанным. «Любая дорога куда ни будь да выведет, как же я так не рассчитал время, и на постоялый двор не зайдешь». – Продолжал свой внутренней монолог Эдуард. Потом, выговорившись он, сжал кулаки и несколько раз про себя смачно выругался.