– Гражданин Тихонов Владимир Константинович, именем революции вы арестованы!

Сбитый с толку таким приемом, Тихонов возразил:

– Этого не может быть. Меня вызвал в штаб лично комиссар Раскольников для доклада…

«Чернявый», кивая головой, бесстрастно ответил:

– Кто и для чего вас вызвал, мы разберемся.

С этими словами он громко окликнул матросов с улицы и дал им указание:

– Офицера надобно взять под стражу и отвезти в гарнизонную морскую тюрьму для содержания под арестом.

Один из матросов подошел к лейтенанту и весело вскрикнул:

– Нагулялся, вашбродь, и хватить. Теперя посидишь под замком, покуда тебя, контру, не шлепнут!

Другой спросил:

– Оружие при себе имеется?

И стал хлопать по карманам шинели в поисках спрятанного оружия у спокойно стоявшего перед ним офицера.

Через минуту Тихонова грубо толкнули в спину и повели на улицу к автомобилю. Новым толчком показали, что следует забраться в кузов. Охранники в бушлатах залезли следом и расселись вокруг арестованного. Откуда-то прибежал шофер в кожаном обмундировании и в валенках с галошами, машина затрещала запускаемым двигателем, пахнула облаком сизой бензиновой гари и покатила, прыгая на ухабах притоптанного снега.

Тихонов понял, что его повезут на остров Новая Голландия, где находилась Военно-морская исправительная тюрьма. Грузовик быстро пересек Сенатскую площадь и поехал по узкой Галерной. У дворца Бобринских повернул налево и по деревянному мостику, именуемому Тюремным, действительно въехал через канал на остров. Круглое здание тюрьмы из темно-красного кирпича давило своим мощным казенным видом. По площади, уложенной булыжником, машина подъехала к воротам тюрьмы и, едва не задевая кирпичную кладку бортами кузова, втиснулась во внутренний двор круглого здания.

Тихонов вместе с арестовавшими его матросами выпрыгнул из кузова. Рядом с машиной появился некий чин из тюремной охраны, тихо переговорил с матросами и повел за собой в здание. Арестанту приказал держать руки за спиной. По тускло освещенному коридору и лестничным пролетам поднялись на третий этаж. Матросы, впечатленные строгостью обстановки, перестали балагурить. В молчании процессия дошла до одной из камер, дверь в которую была открыта. Надзиратель ткнул Тихонова пальцем в грудь и скомандовал:

– Пошел в камеру!

Арестант сделал несколько шагов вперед и услышал, как за спиной хлопнула дверь, а в замке с металлическим скрежетом повернулся ключ.

– От тюрьмы да от сумы не зарекайся, – невесело сказал сам себе Тихонов и засунул в карманы руки, которые до сих пор держал за спиной.

С некоторым любопытством он рассмотрел новое жилище. Камера имела чуть более четырех шагов в длину и трех шагов в ширину. В стене напротив двери под потолком светлел зарешеченный квадратик окна. Вдоль одной из длинных стен находилась привинченная к полу узкая железная койка с сеткой из широких железных полос. У ее изголовья стояла табуретка, также намертво прикрепленная к полу. Справа от двери на невысоком цементированном помосте зияла дыра, или по-флотски «очко», отхожего места с подножками и гидравлическим сливным устройством. Рядом к стене были прикручены медная раковина и медный водопроводный кран. Над дверью желтым маслянистым светом, наподобие рыбьего жира, горела лампа под плафоном из толстого стекла за решеткой.

«Конечно, не номер в „Палас-Отеле“, но условия не самые плохие. К тому же здесь не холодно», – подумал узник о своем узилище.

Он снял шинель и фуражку и аккуратно положил их на койку, а сам сел на табурет. Спину и голову прислонил к стене и постарался немного забыться.