Французский лейтенант так же сжато рассказал, что два дня назад после атаки правительственных сил на севере Латакии была освобождена территория, ранее находившаяся под контролем террористов. В городской черте французские спецназовцы обнаружили два грузовика с оружием, боеприпасами, снаряжением и индивидуальными сухими пайками. Машины стояли, плотно прижавшись к стене дома. Возле заднего борта одной из машин находилось окно полуподвального помещения разрушенного жилого дома. Спецназовцы спустились туда и обнаружили склад, который начали заполнять незадолго до внезапного наступления.

– Вы установили, откуда поступало оружие, боеприпасы? – спросил Котов.

– Да, местные жители, что прятались по подвалам последние месяцы, показали нам человека, который, по их словам, был водителем одной из этих машин. Он признался на допросе, что загружали их машины в ангарах на северной окраине Мукадана.

Котов снова посмотрел на карту, где недавно Сидорин обводил карандашом район в горной Латакии.

– Мы показали ему фотографии, – продолжал лейтенант, – сделанные с «беспилотников». Место он указать точно не смог, ссылаясь на то, что плохо ориентируется на местности и не умеет читать карты и аэрофотоснимки.

– Сомнительно, что водитель плохо ориентируется по картам и на местности, – заметил Котов.

– К сожалению, у меня мало времени, – взглянув на наручные часы, поднялся с кресла Сидорин. – Боря, договорись с лейтенантом о взаимодействии и обмене информацией. «Добро» от его начальства о совместной деятельности здесь, в северной Латакии, получено. Своди, кстати, в нашу столовую, а то время обеденное. Пообщайтесь. Будет полезно.

Француз поднялся на ноги мгновенно, как будто подброшенный пружиной. Натянув на голову красный берет, он двумя отработанными движениями придал ему надлежащее положение и тут же вскинул ладонь ко лбу, отдавая честь русскому полковнику.

– Удачи! – кивнул Сидорин и вышел из модуля.

– Ну что, лейтенант, – подошел Котов к французу. – Давай знакомиться? Меня зовут Борис. А тебя?

– Валентин.

– У тебя русское имя?

– Оно не русское, скорее латинское. Были в раннем христианстве какие-то святые. Я точно не помню.

– Ну, пошли, угощу тебя нашим русским обедом.

Выйдя под палящее сирийское солнце, Котов натянул козырек пониже на лоб и повел гостя к столовому модулю. Над бетонной полосой аэродрома Хмеймим постоянно ревели авиационные двигатели. Взлетали и садились самолеты. Он обратил внимание, что лейтенант как-то странно смотрит на военную технику, провожает взглядом взлетавшие машины, даже прикладывает козырьком ладонь к глазам.

– Что, любишь самолеты? – спросил Борис.

Броссар промолчал, перестав таращиться на боевые машины. Потом, когда они уже подошли к модулям обеспечения базы, среди которых была и столовая, он вдруг остановился, повернулся к капитану и, глядя куда-то за его плечо, медленно проговорил:

– Знаешь, Борис, с Россией в нашей семье связано многое. Там погиб мой… как по-английски, не знаю… arrière-grand-père.

– Прадед, что ли? Отец твоего деда? – догадался Котов. – «Нормандия – Неман»?

– Да, он воевал там.

– Ну, тогда все честные люди и патриоты воевали против нацистов.

– Сейчас что изменилось? – вдруг резко спросил лейтенант, уставившись ему в глаза. – Сейчас что иначе, Борис? Международный терроризм лучше нацизма? Умеренная оппозиция здесь, в Сирии, лучше, чем простая оппозиция? И те и другие так же стреляют, убивают, разрушают!

– Ты, кажется, не совсем согласен со своим начальством, Валентин? – усмехнулся капитан.

– Война сама по себе грязное дело, – ответил Броссар. – А уж когда делами начинают заправлять…