– Это потому что я курю? – Голос трескается, как в четырнадцать.

– Курение могло быть одним из факторов, – произносит доктор Ким. – При этом есть и другие. У вас в семье есть люди, у которых была онкология?

– Насколько я знаю, нет.

Может, сейчас кто и заболел – отец с матерью не разговаривают с Томом уже семь лет. Наверное, даже если кто-нибудь умрет, ему не позвонят. Хотя, может, Джун не будет настолько жестокой?

И на его похороны они не приедут.

– Мистер Гибсон, у меня есть еще несколько вопросов, которые касаются вашего состояния.

Ее голос возвращает в реальность. У нее такое сочувствующее лицо. Или она со всеми так? Доктор Ким очень молода, но уже говорит как серьезный профессионал. Неужели сама выбрала такую страшную работу?

И все-таки красивая. Не были бы они в больнице, он уже попросил бы ее номер.

– Как вас зовут? – неожиданно для самого себя спрашивает Том.

Незачем цепляться за мысли о раке, если рядом такая девушка. Если не отвлечется, он тут просто расплачется.

– Простите? – чуть морщится она. – Доктор Ким.

– Это фамилия. А как вас зовут?

– Я буду рада, если вы продолжите называть меня доктор Ким.

– Без проблем, – соглашается он. – Я просто хочу знать, кто меня лечит.

– Хорошо. Мое имя – Кэтрин Ким.

Кэтрин… Ей очень подходит. Есть в ней что-то королевское. Доктор Ким – нет, теперь уже Кэтрин – выглядит немного смущенной, и Тому хочется ее поддержать.

– Какие у вас ко мне вопросы?

– Вам удалили селезенку в две тысячи одиннадцатом. – Она опускает взгляд на бумаги в своих руках. – Верно?

– Мне заехали ножом в спину в темном переулке, – начинает Том.

– Простите, что сделали?

– Заехали. Ну, ударили. Это было в Манчестере, Англия.

– Скажите, пожалуйста, – она скрывает улыбку, но в глазах все равно загораются два огонька, – вы не замечали, что стали чаще болеть после операции?

– Есть такое. – Том даже задумывается. – Но я как-то привык. Когда только переехали, я еще пытался отлежаться, если температура поднималась, но редко получалось. Я был один, куда мне болеть?

– И вы не обращались в клинику?

– Нет, что я, ибупрофен не могу сам купить?

Том немного гордится своими знаниями: ибупрофен, аспирин и этот… ацетаминофен. Он их все выучил, что от чего. Даже не путает.

– Хорошо. – Кэтрин задумчиво хмурится. – А вы не замечали, как давно кашляете?

– Пару лет точно, – кивает Том, – а вообще, я же после операции: сказали, что теперь у меня иммунитет ни к черту и мне нельзя в Африку. И нужно одеваться теплее.

– Это была рекомендация врача в Англии? – удивленно переспрашивает она.

– Не, это мне Леон сказал. Он сам все выяснил. – Том замечает вопрос в ее глазах: – Леон – мой брат.

– Родной?

– Да… Нет. – Как ей сейчас объяснить? – Он не по крови. Но это Леон меня тогда вытащил, с ножом в селезенке.

– Хорошо. Я верно поняла, после операции кашель стал чаще, а потом, в течение последних двух лет, его можно было назвать постоянным?

– Ну да. Говорю же, иммунитет ни к черту.

По ее лицу ничего не скажешь, но губы на секунду поджимаются. Том пытается не цепляться за мысли о скорой смерти: они слишком страшные. А еще он доверяет Кэтрин. Она выглядит уверенной и компетентной и говорит, что рак поддается лечению.

Значит, все еще верит в его выздоровление. Так ведь?

– Как часто вы курите? – Она не отрывает глаз от своих бумаг.

– Один раз в час, – почти с гордостью врет Том.

Иногда по две сигареты подряд, но это можно и не считать – просто бывают нервные дни.

– Нам нужно собрать больше информации, чтобы начать лечение. – Кэтрин наконец бросает на него короткий взгляд: – Вы можете завтра утром приехать в клинику для биопсии?