– Мы едем вместе, – сообщает Бри. – Маттео решил, меня одну отпускать нельзя.

– Вы будете пить это ужасное немецкое вино, – слышится комментарий на заднем фоне.

– Я рада вам обоим, – смеется Флоренс. – Вы далеко?

– Минут двадцать. Ты дома? Еду Маттео тоже достал из своих запасов.

– Потому что вы безнадежны! – комментирует тот.

– Жду вас, – улыбается она в трубку.

Флоренс отключает звонок и расслабленно выдыхает. Любовь к этим двоим в такие моменты ощущается особенно нежно: они всегда оказываются рядом, когда нужны. А сейчас – просто необходимы.

Запихнув оставшуюся одежду в шкаф, она краем глаза замечает пакет «Валентино». Он так и стоит в углу нетронутым, и теперь, кажется, приходит время его оттуда убрать. Флоренс достает платье, снова подмечая, насколько Джек угадал и с фасоном, и с цветом.

– Что мне с тобой делать? – Пальцы пробегаются по мягкой ткани.

Прежде всего, нужно примерить. Наверное, она только теперь готова к этому.

Флоренс скидывает домашние топ и шорты, аккуратно ныряет в горловину платья и подходит к ростовому зеркалу в углу спальни, застегиваясь на ходу. Она распускает волосы из пучка, и они тяжелыми локонами падают на плечи.

Попадание на сто процентов. Коралловый шелк струится, обнимая тело, и цвет словно подсвечивает золотом ее кожу, делая образ квинтэссенцией весны. Плечи открыты, а интересный вырез показывает острые косточки ключиц. В этом платье Флоренс выглядит стройнее – и размер совпадает.

У Джека Эдвардса великолепный вкус, этого не признать невозможно. Даже интересно, откуда – неужели в Манчестере чему-то научился? Судя по рассказам Гэри, тот еле окончил школу и целыми днями торчал в гараже. Почему-то казалось, что Джек был с ним все это время, но теперь – платье, Джен Орпин, его знания о современном искусстве, – она даже не знает, кто этот парень на самом деле.

Стук в дверь вовремя вырывает ее из ненужных мыслей. Флоренс обещала себе не вспоминать о Джеке, тем более что они уже все определили. Ему не понравилась их ночь, а ее и без того пошатнувшаяся самооценка больше не выдержит отказов.

Но зачем тогда он подарил ей платье?

– Мы куда-то собрались? – Бри врывается в гостиную, как вихрь. – Боже, Флоренс, это что, то самое?

– Разбирала вещи, решила хотя бы примерить, – оправдывается она.

– Какой богатый цвет, – замечает Маттео, стоя у порога. – Это твой.

– Привет. – Флоренс обнимает сначала Бри, а потом его. – Как новая работа?

– Почти закончил, – проходит он на кухню. – Ты будешь первой, кому покажу.

– И первой, кто сможет сделать предложение? – улыбается она.

– Ты пользуешься нашей дружбой, – смеется Бри, – осторожнее, Флоренс.

– Пользуйся на здоровье, – с укором смотрит на ту Маттео и отвлекается на разбор пакета, который держит. – Не думай, я не забыл, что фамилия Нери здесь ничего не значила еще два года назад.

Он прав, и не только он оказался в такой ситуации. Когда Маттео переехал в Нью-Йорк ради Бри, у него уже было имя в Италии. Но первая горькая истина, с которой он столкнулся, – местной публике абсолютно неинтересно, кто ты за пределами Штатов. Весь его социальный капитал обнулился, хорошо в минус не ушел – у итальянцев здесь не лучшая репутация.

Флоренс понадобилось несколько месяцев, чтобы убедить местных ценителей, что талант Маттео Нери – это нечто выдающееся. Она находила для инсталляций лучшие места, выходя далеко за пределы своей галереи. Они с Бри стали практически его агентами, пока не добились своего.

Сейчас за работами под фамилией Нери следит весь Нью-Йорк, и борьба за право представить их у себя ведется насмерть. Маттео действительно гений, и этого не отнять.