Что они там дальше ему говорили, Саша не запомнил. Криво ухмыльнувшись, прошел в комнату. Он бы сюда уже и не приезжал, если по чесноку, но в столе лежали кое-какие бумаги и чеки с прошлых рейсов, которые уже надо было сдать в бухгалтерию для отчетности. Поэтому Саша с необычайной для себя холодностью решил – хрен с ним, поспит ночь в этой квартире, с вроде как еще родственничками, а утром уедет на работу и никогда больше сюда не вернется. Хотя им об этом решении пока знать и необязательно.

– Ужин на плите, – сказала вслед жена.

– Я не голоден. «Опять ваши сосиски с макаронами жрать…» – с ненавистью подумал он. Пробовал было по первости сам что-то готовить, или предлагать хотя бы идеи других блюд – встретили сии поползновения в штыки, мол, неэкономно это, и что ты, Сашенька, невкусно теща готовит что ли? Вон, из-за тебя теперь проплакала весь вечер в комнате, и настроение испортил ей на неделю… все едят, и ты б поел!

– Мама старалась, готовила! – металл в голосе жены мог уже пробивать танковую броню.

– Спасибо, это меняет дело, – сарказм в голосе он скрыть не сумел. Забросив документы в рюкзак, подумал грешным делом, не сунуть ли туда же и пару рубашек из шкафа, но решил не палиться. – Чая хватит. По пути печеньку съел. После шести жрать вредно.

Помыв руки, он заварил себе чашку зеленого чая – специально когда-то покупал на развес во время командировки в Пекин, – и в полном одиночестве сел у окна на кухне, глядя в окно на залитый огнем фонарей проспект, по которому изредка проезжали одинокие машины. Унявшаяся семейка жены его не трогала – как обычно, пялились в телевизоры по комнатам.

Брата младшего внезапно не стало, когда сам Саша служил в армии – благо, часть стояла недалеко от дома, и командир отпустил его на похороны. Сердце братишки с детства было проблемным, и ушел он на тот свет очень быстро. И с тех пор, дембельнувшись, бортоператор действительно раз в неделю заезжал на родную могилку – не мог иначе. И родителей боялся с тех пор потерять – чего уж там.

Ночью успокоившаяся было жена прильнула к нему под одеялом:

– Прости меня. Сама не знаю, что нашло. В отпуск нам надо…

«Или тебе – к экзорцисту!46» – чуть не ляпнул вслух засыпающий Саша. Теплая рука жены тем временем ласково скользнула к низу его живота:

– Я соскучилась по тебе!

– Не хочу, устал… – промычал он, отворачиваясь. Оскорбленная отказом жена тоже повернулась к нему спиной и, беззвучно всплакнув в подушку, с трудом уснула. Сам же Саша провалился в сон мгновенно, не чувствуя никаких угрызений совести.

Чувства его к жене из-за их постоянных ссор за последние несколько месяцев угасли, как пламя костра на резком ветру. Чужая отныне женщина носила теперь его фамилию и звонила узнать, как у него дела, а его все меньше интересовало, как проходят ее дни, и что творится у нее в душе. Да и не хотелось с ней теперь делиться мыслями и тревогами. Канули в небытие их беседы о том, о сем допоздна, прогулки под луной, посиделки в кафе, растворились в пустоте и затихли навеки признания в любви. Зато обострились придирки с ее стороны по мелочам и попытки его переделать, обтесать под свой уютный бездушный идеал. Здесь, в этом доме, он теперь чувствовал себя чужаком, а домой к родителям сейчас не ехал только потому, что «Ричард» стоял у дома родителей и ждал запчасть для ремонта, а на последнюю электричку в свой город он в тот вечер не успевал, и на такси было жаль денег. Да и ехать от дома жены до работы было, в принципе, столько же, сколько от родителей.