Второй пилот щелкнул тумблером включения обогрева. Колокольчик молчал.

– Готово. Вроде работает. Мессяга22 исчезла.

– Плавающий отказ, значит, – сокрушенно вздохнул Эдик. – Будем устранять на базе. Отпишем в TLB23, ребята покопаются. Посмотрите там еще, вдруг выскочит потом.

– Лады.

Время протекло незаметно. Большую часть полета под крылом дремали облака – ближе к посадке они внизу слились в сплошной ковер. Смотреть там было не на что. На подлете к очередной контрольной точке Львович настроил радиостанцию на нужную частоту, и пилоты прослушали сообщение автоматического информатора о метеорологической обстановке в аэропорту. Ждала их там нормальная погода без особых изъянов: облака, слабый ветерок поперек полосы, видимость более пяти километров.

– Я пилотирую, ты ведешь связь, – решил Львович. – После полета будем обсуждать все нюансы, пора тебя на командира вводить уже.

– Слушаюсь, Дмитрий Львович.

– «Жар-птица» девять ноль ноль семь, добрый день, Катманду-контроль на связи, снижайтесь до эшелона двести, – прозвучал в наушниках пилотов приятный баритон диспетчера.

– Принял, Катманду-контроль, «Жар-птица» девять ноль ноль семь, – отозвался Миша.

Саша и Эдик с разрешения Львовича разместились на дополнительных сиденьях в кабине пилотов. Вчетвером там было тесновато – но и инженеру, и бортоператору хотелось своими глазами посмотреть на необычную посадку в редком горном аэропорту.

Облака под крылом стали стремительно приближаться. Гигантская тень лайнера, окруженная радужным ореолом, на миг распласталась по ним, потом борт нырнул в облачность, и все вокруг пропало из виду.

– «Жар-птица» девять ноль ноль семь, снижайтесь до эшелона сто пятьдесят, проход точки Ромео доложить.

– Принял.

За стеклом кабины словно бы кипело молоко. Где-то в нем прятались обступившие аэродром и город горы. Вся надежда была только на приборы, диспетчера и радиомаяки, один из которых стоял в километре от взлетно-посадочной полосы. Снижаться ниже сто пятидесятого эшелона, то бишь, пятнадцати тысяч футов (ну, или четырех тысяч пятисот семидесяти двух метров) было смертельно опасно – борт оказался бы слишком близко к горным склонам, и, отклонись пилоты от трассы, гарантированно врезался бы них. Поэтому заход на посадку в аэропорт Катманду всегда производился только по определенной траектории и строго отслеживался диспетчером и пилотами.

– Катманду-контроль, «Жар-птица» девять ноль ноль семь, прошел точку Ромео.

– «Жар-птица» девять ноль ноль семь, снижайтесь до эшелона сто пятнадцать.

– Принял.

Еще несколько минут в молоке. Мир пропал, растворился в мареве облаков. Саша отвел взгляд от приборов, попытался представить себе, как они сейчас летят. Вперед? Или с креном вправо, может, влево? Органы его чувств, не имея возможности зацепиться хоть за какие-то визуальные ориентиры, считали, что самолет снижается с правым креном. Он тут же бросил взгляд на приборы, – нет, снижались они ровно, без крена. Только стрелки высотомера да указателя скорости доказывали, что самолет не завис в воздухе, а летит вперед и вниз.

– Катманду-контроль, «Жар-птица» девять ноль ноль семь, занял эшелон сто пятнадцать.

– «Жар-птица» девять ноль ноль семь, сохраняйте высоту до точки Сьерра.

– Принял.

Сплошное марево в стеклах. Лопасти вентиляторов рубили его, словно застывшую сладкую вату, отбрасывали назад, но марева было слишком много. Не видно ничего за стеклами, кроме марева. Не видно было даже законцовок крыльев, загнутых вверх.

– Миша, закрылки двадцать.

– Check!

– Катманду-контроль, «Жар-птица» девять ноль ноль семь, прошел точку Сьерра.