– Этому не бывать. Пока я жив, – спокойно и холодно произнес Фролло и его голос эхом отозвался над потолком.

– Я знаю. У тебя есть еще план. Правда?

– Принеси и зажги свечу, – не поворачиваясь, скомандовал ученый.

Чудовище замешкалось от неожиданного распоряжения, пытаясь быстрей сообразить, о чем его попросили.

– Свечу, Квазимодо, свечу! – обернувшись и пристально посмотрев в глаза собеседника, повторил Фролло.

– Да. Свечу. Да. – Уродец торопливо направился к едва заметному проходу в стене и исчез в кромешной тьме проема.

Ученый вновь обернулся к столу и, облокотившись на него руками, принялся рассматривать те ткани, что у него имелись. Через несколько минут вернулся Квазимодо, неся в дрожащей руке зажженную свечу, а второй ладонью прикрывая огонь от случайного сквозняка.

– Я смог. Я зажег. Сам. Зажег. – Насколько мог радостно, своим монотонным голосом, произнес монстр.

– Молодец. Ставь ее на стол, – почти загробным голосом отозвался на радость подопечного доктор.

Аккуратно – не дыша, Квазимодо поднес свечу к столу. Свет огня падал на лицо монстра и сделал его еще более ужасным. Каждый его глаз был разных цветов и размеров. Правый, огромный, на пол лица – темно карий, а левый, покрытый бельмом голубой глаз обычного размера, утопал под тяжело нависшей бровью. Нос несчастного был как картошка, только смещен влево от центра лица, а толстые сухие губы, постоянно двигались вместе с огромной челюстью, будто он ее не контролировал, и кривыми, торчащими в разные стороны зубами. Но самым жутким в его лице были шрамы, жуткие глубокие шрамы. Создавалось впечатление, будто его лицо сшито из разных кусков кожи, а тень от огня устрашающе играла на этом живом кошмаре.

Квазимодо дрожащей рукой поставил свечу на стол и чуть не опрокинул. Фролло успел удержать ее за подсвечник и ни одна мышца на его лице не дрогнула.

– А что ты думаешь делать теперь? – монстр в упор смотрел на задумчивого наставника.

– Костюмы, – не отрываясь от собственных мыслей, ответил ученый.

– Костюмы? Зачем? Мы куда-то идем? Я тоже? – Квазимодо нахмурил брови, его зрачки забегали из стороны в сторону – мысли, как ураган заметались в его голове.

Фролло медленно поднял глаза на своего подопечного.

– Да. Мы идем на карнавал.

Это было раннее утро, но Париж уже давно не спал. На улицах города было полно людей всех возрастов и достатка. Отовсюду доносились смех и веселые голоса. Дети носились среди шумной толпы и играли в догонялки, торговцы с лотками наперевес сновали меж горожан, предлагая всевозможные вкусности и украшения, побрякушки и ручные изделия. Со стороны центральной площади доносилась громкая музыка и в городе царила праздничная атмосфера. Казалось, что впервые за долгое время люди забыли о насущных проблемах – про убийства и войну… хотя нет! Про войну они как раз помнили, ведь именно в честь столь удачной наполеоновской кампании в Египте был весь этот праздник жизни. Тем не менее, страх и тревога отступили. Прекрасные молодые девушки и юноши танцевали на центральной площади задорные традиционные французские танцы. А ближе к обеду на главной городской площади появились даже цыгане, а с ними огромный бурый медведь в ошейнике на цепи. В этот светлый праздничный день даже этих бедных оборванцев толпа горожан встретила смехом и радостными криками. Медведь кружился по площади, люди смеялись и аплодировали ему, а кто-то даже угостил косолапого яблоком. Затем, из толпы цыган вышла красивая стройная девушка с жгуче черными волосами и смуглым личиком. Она сбросила с ног черные поношенные туфельки и босиком принялась отплясывать цыганочку под прекрасные звуки скрипки и флейты. Танец был настолько задорный, а музыка такой зажигательной, что вскоре все зеваки следом за ней отправились танцевать босиком по центральной площади Парижа, купаясь в теплых лучах осеннего солнца.