Во Франции нет «гетто». Это слово у французов ассоциируется с холокостом и употребляется исключительно, если речь идет о геноциде евреев. Но в Париже "гетто" существуют. Это этнические коммуны, где полностью сохраняется образ и стиль жизни тех стран откуда приехали иммигранты. Многие из них, даже прожив десятки лет в этой стране, так и не научились нормально говорить по-французски. В основном, такие городские образования находятся на севере столицы. Иммигранты из бедных стран Африки, оттуда, где не прекращаются этнические конфликты и локальные войны, оккупировали когда-то красивые османновские здания, превратив их в трущобы. Там царит бедность, грязь, насилие. В таких кварталах этнические банды правят свои законы, полиция не любит туда соваться. Это котел, где варятся преступления, процветает проституция, безнаказанно ведется торговля наркотиками.

Пройдя вглубь квартала, мы подошли к воротам облупленного, когда-то красивого, а теперь требующего ремонта, дома. В окнах сушились какие-то тряпки, пахло незнакомой пищей, слышались звуки телевизора.

Возле ворот отирались темнокожие подростки. Клод заговорил с ними на незнакомом мне языке, видимо, на одном из африканских диалектов. Один из мальчишек тут же бросился внутрь двора. Скоро он вернулся, сказал несколько слов моему спутнику.

– Нас ждут, пойдем, – Клод сунул в руку паренька монету.

Нужно было пересечь двор, и войти в темный подъезд. Дверь в одну из квартир на первом этаже была открыта, нас явно ждали. Оттуда по полу тянулась дорожка света. На пороге стояла очень полная черная женщина, одетая в пестрое длинное платье и с таким же пестрым тюрбаном на голове. Она молча указала рукой внутрь квартиры.

Осторожно ступая вглубь плохо освещенного длинного коридора, я почуяла душный запах, он был одновременно раздражающим и будоражащим. И тут я пожалела, что не выспросила у Клода в подробностях куда и к кому он меня везет. Я доверяла своему другу, знала, что рядом с ним ничего плохого со мной не случится, но все-таки мне было не по себе. Почувствовав мое состояние, Клод прошептал:

– Не бойся, я рядом.

Я несмело перешагнула порог полутемной комнаты. Помещение освещалось горевшими тут и там толстыми свечами и плошками с плавающим в них маслом. Именно от этого масла шел тот тяжелый аромат, он заполнял все пространство, забивался в нос и горло. Было тихо, только треск горящих фитилей слышался в этой зловещей тишине. Кто-то захлопнул дверь позади нас. Я вздрогнула и огляделась.

Пол комнаты устилали разноцветные полоски шерстяных циновок, в углу стоял низкий стол, покрытый пестрой материей, в центре его – примитивная статуэтка, женская фигура из черного эбенового дерева, должно быть африканская богиня. Фигура была отполирована до блеска, вокруг этой, как я поняла, самой главной богини, стояли еще несколько, поменьше. Фигуры были явно старые, грубо вырезанные, у всех были трудно различимые лица, большие отвисшие груди и обширные ягодицы. Это был алтарь. Фитили масляных светильников коптили черным дымом, там же были расставлены блюда с фруктами и открытые бутыли с алкоголем, разложены пучки трав – подношения богине.

К запаху масла добавлялся запах горелых трав и еще чего-то неприятного, похожего на запах крови. Взгляд упал на предмет, который привел меня в ужас. В глубине стола, позади фигурки главной богини я разглядела отрезанную голову барана. Длинный синий язык вывалился, полузакрытые глаза мертвой головы животного мутным блеском отражали пламя свечей, лужа почти засохшей крови растекалась по ткани, покрывавшей алтарь, и я поняла, что кровавая вонь исходила именно от этой жертвы богине.