И даже подаюсь к ней довольно развратным движением, на что неожиданно получаю коленом между ног. Офигеть! Больно вообще-то.

От неожиданности отстраняюсь от Ксюши, поморщившись от дискомфорта. Ещё недавно было горячо и кайфово, какого хрена вообще такие повороты?

Не успеваю возмутиться или сориентироваться — мне прилетает по лицу. Контрольной такой пощёчиной. Очевидно осуждающей, потому что теперь брыкаться ради освобождения у этой вредины нет причины. Это она мне так недовольство выражает.

Совсем обнаглела мелкая. Типа я должен поверить, что ей не понравилось? Зафига так упорно сопротивляться?

— Ты чего дерёшься? — предъявляю.

Но Ксюша не только не внемлет осуждению, а будто даже злее становится. Я, конечно, не то чтобы отчётливо вижу в этой темноте её лицо, но это тот случай, когда понятно и так. От девчонки прямо-таки исходят волны гнева, затапливают с головой. Просто шторм какой-то.

Уверен, её взглядом сейчас убивать можно. И спасает меня от этого только темнота.

— Ты ещё спрашиваешь? Тебе крупно повезло, что я не выставила тебя вон. Но, клянусь, ещё одна подобная выходка — и я сделаю это, — в каждом её слове ярость. Мягкая милаха чуть ли не рычит на меня сейчас.

Даже неожиданно. И доходчиво, что уж там. Она действительно не притворялась, отпихивая меня. Не ломалась так, а и вправду избавиться пыталась.

Это всё из-за её убеждения, что целоваться надо по любви?

— Ладно-ладно, не думал, что это настолько принципиальный вопрос, — примирительно поднимаю руки и даже отхожу слегка. — Думал, что будет круто обеспечить тебе первый поцелуй до твоих восемнадцати.

Так себе попытка разрядить обстановку. Она только напряжённей становится.

— Ты нарываешься. Ты уже чертовски близок к тому, чтобы свалить отсюда разбираться с родителями по поводу своих ран, — враждебно заключает Ксюша.

Но меня внезапно гораздо больше задевает не её откровенно злые выпады, а лёгкая дрожь в голосе. Будто от обиды. Девчонка, кажется, искренне переживает.

Это для меня поцелуй — фигня вопрос, а для неё, походу, чуть ли не драма. Сложно, конечно, примерить на себя её чувства и понять их, но всё равно меня они неожиданно парят.

Конечно, понятно, что в рамках пари я далеко не только целовать её буду, и Ксюшке в любом случае придётся пересмотреть свои наивные почти детские принципы. Но… Не надо было так резко действовать.

Зря я это всё, в общем. Теперь как-то не по себе.

Слегка мнусь, наблюдая, как Ксюша подбирает полотенце с пола и идёт к своей кровати. Кстати, нафига девчонка его вообще с собой тащила, а не оставила в ванной? Прикрывалась им на всякий случай, настолько некомфортно было в одной сорочке ко мне идти?

— Извини. Не подумал. Правда… — решаю заговорить и не узнаю себя. Осторожно подбираю слова, как школьник на первом экзамене. — Это круто, что у тебя такие принципы. Редкость для нашего времени.

Я вроде бы даже про «редкость» сказал без усмешки, а серьёзно так, уважительно. Но Ксюша всё ещё недовольна. Бросает на меня быстрый взгляд, ныряя под одеяло и только потом кладя полотенце куда-то на прикроватный столик.

Ну понятно. Значит, точно прикрываться взяла. Совсем стесняшка.

— Я собираюсь спать. Тебе лучше заткнуться, — рычит эта самая стесняшка, судя по всему, ещё готовая меня убить.

Зачем-то усмехаюсь и иду к своей импровизированной кровати. Джинсы снимаю не сразу, а лишь когда сажусь на неё. Как будто мне даже неловко.

Хотя ладно уж скрывать. Я перед собой всегда честен. Мне по факту неловко от того, как всё получилось.

— Только одно скажу. Теперь тебе придётся полюбить меня, чтобы твой первый поцелуй достался, кому надо, — вкрадчиво заявляю то ли в попытке разрядить обстановку, то ли просто нужные мысли девчонке в голову заложить. Ответа, конечно, нет, но особо и не ждал. — Сладких снов, Ксюш.