– Феминистка, – пробурчал друг. – Смотри, я же и в душ к тебе приду!

– Только попробуй, – я погрозила ему кулаком и встала.

Мы по очереди помылись и почистили зубы одноразовыми щётками, потом нашли столовку, где нам сервировали по чашке кофе и по бутерброду, и наконец выползли из отеля на утреннюю улицу. Кузя поёжился:

– Ну вот, кажется, дождик начинается.

– Ной не ныл, и ты не Ной, – весело ответила я. – Тебя подвезти?

– На метро быстрее, а то есть такое явление, как пробки, – съязвил этот негодяй. – Всё, Глинская, до вечера. Жди смс-ку.

– Кузя…

Я замялась. Говорить или нет? Да походу уже можно всё. Мы и раньше были откровенны друг с другом, а теперь, после дружеского секса, тем более.

Он смотрел на меня с улыбкой, и от этой улыбки у меня дрожь пробежала по телу – этакий отголосок прошедшей ночи, воспоминание о шершавых пальцах на моих сосках и волосатых ногах, трущихся о мои ноги.

– В общем, это было… годно, – выдавила я очередную банальность, получив за неё чмок в щёку.

– Юлька, ты тоже клёвая! Я побежал.

Мы разошлись в разные стороны, как две машины на пустой трассе. Я отправилась к себе на Ваську – переодеться и сразу же ехать на работу. Всё тело приятно ныло от вчерашних экзерсисов, а на душе совершенно неожиданно было легко и весело. Давненько я не просыпалась в таком бодром настрое!

За десять лет у меня случилось всего два серьёзных романа. Один с интерном, когда я после медколледжа пришла работать во вторую городскую, а другой – с педиатром, там же, но три года спустя. Интерн уехал стажироваться в Москву, и наша любовь угасла в тот момент, когда я узнала, что он не собирается возвращаться, а уже нашёл себе там новую пассию, на месте, так сказать. Педиатр же после шести месяцев безоблачного счастья, когда я уже стала задумываться о ребёнке и декретном отпуске, нашёл во мне изъяны, несовместимые с совместной жизнью – например, я не умела жарить блинчики так же божественно, как его мама. Учиться жарить блинчики мне было некогда, ибо после смены в больнице я бегала с уколами по пациентам, пытаясь отложить на собственную машину.

А потом болезнь победила казавшуюся непобедимой маму, и мне пришлось оформить опекунство над тогда ещё несовершеннолетней Женькой, получив в придачу полквартиры и пугливую кошку. Тогда же закончились и мои романы, потому что стало банально некогда. У сестры начался период бунтарства, а на носу маячил ЕГЭ и поступление ещё неизвестно куда. Я сменила работу, сев за стойку стоматологического центра, и купила наконец долгожданный «Матиз». В кредит. Но на замужество и романы махнула рукой. Нет так нет.

Когда я влетела в прихожую квартиры, Женька уже тащилась из туалета на кухню. Вид у сестрицы был сонный, и мне пришлось её подвинуть с дороги, чтобы взять в ванной комнате постиранный халат. Пока дева в пижаме заваривала кофе, я включила утюг и понеслась причёсываться и краситься. А когда вернулась на кухню, меня встретил вопрос, заданный с естественным любопытством:

– Ну, и кто это был?

– Спросила бы лучше, как прошло моё свидание, – буркнула я, раскладывая халат на гладильной доске.

– Чё тут спрашивать, и так видно, что прекрасно прошло.

– Это по каким таким признакам?

– У тебя вид Мухи, слопавшей две котлеты!

Муха материализовалась на кухне и вопросительно мяукнула. Я почесала кошку за ухом и ответила ей:

– Нет, котлет нету, это Женька прикалывается так.

Кошка возмущённо фыркнула и уплыла обратно в комнату. А я отмахнулась от сестры:

– Ну тебя. Лучше скажи, ты к тёте Оле собираешься?

– Ой, что там делать в этой глуши?

– Закрутки на зиму ей помочь сделать! Коза! Ты чем там собралась заниматься? Соблазнять тракториста Колю?