– Эмоции. Господи, не бойтесь говорить! – Мистер Уотсон повышает голос, и он эхом расходится по полупустому помещению. – Эмоции – то, что руководит человеком. То, на что он опирается при выборе фильма или книги. Так дарите зрителю эмоции. Важен диалог, но не используйте только слова. Это сухо и банально. Вам никто не поверит. Примените язык тела, инстинктивные реакции. Повысьте голос или шепчите. Если режиссер рассказывает, как именно вы должны сыграть эту сцену, не бойтесь импровизации. Будьте импульсивны. Если вам хочется в данный момент дотронуться до партнера, сжать его пальцы, чтобы выразить поддержку – действуйте! Если вам хочется закричать вместо того, чтобы прошептать – действуйте!

– И режиссер пошлет вас в ту же самую минуту, как только вы отойдете от сценария, – закатывает глаза Купер.

Мистер Уотсон поворачивается к нему:

– Он может вас «послать», как вы выразились, а может выбрать именно этот вариант сцены. Если вы не рискнете, никогда не узнаете. Фраза Джека Николса: «А вот и Джонни!» – придала его герою еще большего безумства. И дело не только в словах, он задействовал комбо невербальной коммуникации и – вуаля! – сидя перед экраном телевизора, вы вжимаетесь в теплый плед и бросаете косые взгляды на свою дверь, – он заканчивает речь и вновь делает глоток кофе.

Прошу прощения, но, кажется, я ошиблась курсом. Что сейчас произошло? У мистера Уотсона есть добрый брат-близнец или его кофе обладает какими-то невероятными свойствами, от которых вся группа потеряла дар речи?

Он подходит к своему стулу, садится и морщится, когда его правая нога сгибается в колене. Сделав глубокий вдох, а потом медленный выдох, вновь смотрит на нас.

– Если вы боитесь рисковать, показывать эмоции, вам нечего делать в кинематографе. Зритель никогда не поверит вам, если вы будете слепо следовать указанию режиссера или забиваться в угол всякий раз, когда вам покажется, что эту сцену можно было бы сыграть иначе. – Он вновь обводит группу взглядом и задерживается на мне: – Не бойтесь рисковать.

Когда мистер Уотсон подает знак рукой, что занятие окончено, все тут же подрываются с мест и, взяв вещи, поспешно покидают помещение. Я же не могу пошевелиться. Только сейчас замечаю, что мои пальцы впиваются в край белого платья. Кажется, я даже не дышала во время его монолога.

Для меня все еще остается загадкой, что за смена настроения произошла десять минут назад. Это действительно пугает, но… Сегодня все было иначе. Мистер Уотсон хотел нас услышать. Наш голос. Мнение. Наши эмоции. Возможно, именно потому, что мы отмалчивались на протяжении стольких недель, он и не проявлял особой инициативы.

Ведь он сам сказал, что никого не держит на занятии.

Однако сегодня я будто находилась на мастер-классе непревзойденного режиссера. Отчасти, конечно, так и есть, но я испытала невероятные ощущения, когда он говорил с нами. Когда задействовал то самое невербальное комбо и вдохновил нас рискнуть.

– Рэйчел, у вас остались вопросы? – спрашивает мистер Уотсон, изогнув бровь.

Я поднимаю голову и замечаю, что все уже ушли. Преподаватель стоит около своего стола и складывает бумаги в кожаный портфель.

– Нет, я просто немного задумалась, – встаю и, поправив свое платье, убираю папку с записями в сумку.

Сегодня я не сделала ни одной пометки, настолько была впечатлена.

– Спасибо, – чуть улыбнувшись, разворачиваюсь в сторону выхода. – До свидания.

– Рэйчел, подождите.

Я поворачиваюсь.

– Вы готовы дать ответ? – он облокачивается на край стола.

Я немного хмурюсь. Кажется, сегодня я ответила за всю группу.

Мистер Уотсон почесывает рукой подбородок и задумчиво смотрит на меня: