– Но, как и в нашем захолустье, я ничего не смогу будущему мужу предложить.

– Ах, деточка! Конечно, сможешь! Как же твоя красота? Как же молодость и твой ум? Хотя нет, насчет ума я погорячилась. Простушкам мужа охомутать намного проще.

– Боюсь, кузина, эти понятия так же устарели, как умения вышивать, музицировать и петь.

– Это все новый указ! – Атильда погрозила внушительным кулаком кому-то невидимому. – Чтобы нынешнему министру просвещения икалось! Мы, люди благородного происхождения, вынуждены сами себя обеспечивать. Нежные фиалки, хрупкие создания, неиспорченные юные девы, вроде нашей Алис, обязаны учиться! Так можно сгубить все надежды на удачный брак. Кто возьмет насквозь пропитанную знаниями барышню замуж? Кому нужна думающая и сыплющая различными заумностями жена?

– Учеба способна на корню загубить любое дарование, – согласно вздохнул сэр Робин.

– Вот именно! – вдохновилась его жена. – Трать теперь лучшие годы, самое замечательное время охоты на мужа, на эту бездарную учебу! Просвещение! Видали мы их просвещение! Вся надежда – на таких же мучеников науки, Алис. Наверняка кто-то из будущих сокурсников сумеет разглядеть клад под носом.

– Все этот ужасный человек виноват! – Алисия скомкала в руках платочек. – Именно он поднял старые документы, по которым отец проиграл наше поместье в карты. И хоть я до сих пор потрясена сим фактом, но, если бы только успела выйти замуж до приезда лорда в наш город, ничего бы не случилось.

Девушка обвела рукой пустые стены с более темными пятнами на обоях, где некогда висели картины.

– Ты так права, моя девочка, – пошмыгала носом Атильда, а в следующий момент, когда мимо нее пронесли шкаф, где прежде висели любимые наряды кузины и красовались на полках милые шляпки, она заревела в голос.

Работники синхронно вздрогнули и едва не уронили шкаф, но, к их чести, совладали с собой и не дали деру, а лишь ускорили шаг, невзирая на габариты старинной мебели.

– Алисия, мы слышали, ты уезжаешь.

Падула слегка наклонилась вперед и звонко расцеловала воздух рядом с побледневшими щечками прежней подруги по пансиону.

– Неужели ты и правда едешь, – и она понизила голос до зловещего шепота, – учиться в университет?

– Еду. – Алис выше подняла голову и со всем достоинством направилась к нанятому кузеном экипажу.

К огромному сожалению, бывшую карету пришлось заложить, чтобы добавить к деньгам, выделенным на первое время. Большую часть девушка оставила для кузенов. В университете, как она слышала, снабжали всем необходимым, а у бедных Атильды и Робина и того не было.

Сейчас ее собрались проводить только родные да злорадствующая Падула, которую дико злило звание второй по красоте незамужней леди города. Алисию почти единодушно признавали первой, чему немало способствовал присущий Атильде дар убеждения.

– Как это ужасно! – взмахнула ручками в тончайших кружевных митенках Падула. – Мало того что у тебя больше нет дома, так еще вновь придется учиться! Что может быть хуже для чести леди? Разве только… о нет! Благородные дамы не должны упоминать о подобной профессии.

– О какой профессии ты говоришь, моя дорогая подруга? – изобразила удивление Алисия. – Даже понять не могу, о чем речь.

О некоторых видах профессий истинно благородные леди не должны были не только упоминать, но даже знать.

Осознав собственный промах, Падула мастерски замаскировала его под новыми причитаниями о незавидной судьбе бедной, без гроша за душой, леди Аксэн-Байо-Гота, путь которой лежал нынче только в компаньонки или гувернантки.

– Я бы не спешила с выводами. – Мужественно борясь с желанием придушить Падулу легким шелковым шарфиком, Алис вместо этого аккуратно поправила его на плечах и, приподняв воротничок одного из последних модных нарядов, принялась усаживаться в карету.