– Что именно сказал? – Поднял бровь, издевается?
– «Последствия любви»… понимаешь, один раз я уже слышала отсылки к этому слову в однокоренной вариации… и не спросила. А надо было. Напрямую надо было…
Перебил:
– Со мной можно и нужно напрямую. И не стоит нервничать, – просто впился глаза в глаза! Провёл тыльной стороной ладони по щеке – любимый жест. Бек и его «костяшки пальцев»! Как будто он ими лучше чувствует, чем подушечками. Интересные у них, у пришельцев, особенности тактильного восприятия. Аля! Не сбиваться!
– Так вот… ты имел в виду то, что говорил? Действительно «любви»? Пожалуйста, не перебивай! Вижу! Хочешь…
– Опять‑таки, даже не собирался.
– Когда‑то я это уже слышала… – теперь я улыбаюсь.
– И теперь я играю на другом (любимом) инструменте… мне идут на пользу твои монологи!
– Тогда, может, дослушаешь?
– Молчу, Аля! Я молчу…
– Сбил, блин!.. На чём я… Угу… Сильное слово «любовь». Определяющее очень многие вещи. Из-за некоторых, вполне конкретных событий, участником которых ты поневоле стал… прости меня за это… в общем, так сложилось, что в моём понимании «встречаться», «общаться», «целоваться», даже «заниматься сексом», и иже с ними, – не означает «любить». Не факт, что сочетается. Не совпадает, не складывается пазл в целую картинку. Оказалось, всё это можно без любви. Всё вышеперечисленное со мной и было без неё родимой. А любви как раз не было. И если ты действительно уверен… то будешь первым. Правда, первым… И мне страшно. Потому что, как выясняется, это единственное, что действительно важно. И имеет значение… Говорить что‑то, отвечать, красиво признаваться сейчас не надо. Просто подумай над этим. Прежде чем… – кончились во рту звуки. Заткнулась. Оборвала мысль на полуслове. На меня не похоже.
– Можно уже? Ага… Аля, я не давал тебе повода подозревать себя в подмене понятий? Мне казалось, что Ты меня знаешь. По-настоящему. Не до конца, может быть. Но настолько знаешь только ты. Будь уверена. Сейчас скорее я на тебя во многом опираюсь, чем наоборот. – Пауза.
Сижу молча. Смотрю куда угодно, только не на него: на пол, стену, потолок, шкаф, оконные жалюзи, диван…
Взял жёстко за подбородок, зафиксировал на себе мой взгляд. Зажмурилась.
Бек тихо, вкрадчиво, чётко произнёс (приказывает):
– Открой глаза. Посмотри на меня. Молодец… – Продолжил: – И если я говорю однокоренные слова типа: «любовь», «любви», «любимая», «люблю», – я вкладываю в них именно тот смысл, который они передают. А применительно к тебе – самый конкретный и прямой. «Люблю» значит «люблю», – добавил тише, – правда… как умею. – И опять костяшками пальцев, тыльной стороной ладони провёл по шее, трапеции, лопаткам… по синякам и кровоподтёкам.
Время остановилось. Просто исчезло. Опять зажмурилась. Ни слова выдавить не могу. В животе ком. Трясётся всё – колотит, морозит.
Бек кладёт меня на бок. Накрывает одеялом. Гладит по влажным волосам.
– Вот теперь не открывай глаза. Свет оставить? Мотаю головой из стороны в сторону. Вжалась в подушку.
– Засыпай, – поцеловал в висок.
Только и могу что:
– Обнимаю тебя, Денис…
Шепчет в ухо:
– Обнимаю тебя, Аля.
Бек
Тишину пустынных дворов вдоль строго пешеходного канала не разбавляли никакие звуки – запрещённая для проезда зона.
«Даром что последний рабочий день. У других, – размышлял Бек, – из-за сегодняшних чаепитий, шопинга и полуночных выяснений отношений образовался “разрыв в расписании”. А делать надо. Время сжимается неумолимо. Репетицию завтра отменить, что ли? Ещё сабантуй. Просто уйти и спокойно заняться делом не получится. Ребята поймут, и Аля тоже, скорее всего. Но расстроится».