Он похлопал в ладошки, и столовая стала заполняться особами женского пола. Тут были и служанки, и разные родственницы Бхульха, и какие-то приживалки, и несколько обязательных самоталер…

А впереди всех – две его жены и несколько дочерей.

Как и у храка Бубоча, жены были разных видов. Одна – пышно разодетая бушучка с прической а-ля фонтанж, вторая… вторая оказалась гхьетшедарием, что Лахджу немного удивило.

Хотя ничего удивительного тут нет. В Паргороне такое распространено, они явно тяготеют к патриархату. Мужские гаремы тут тоже встречаются, у тех же Совиты и Дибальды, но если брать по средней температуре, то преобладают все-таки женские.

Попадаются и однолюбы, конечно, и принципиальные холостяки. И есть промежуточный вариант – две жены. Одна для потомства, вторая… вторая для других целей.

И да, жена-бушучка тоже была привлекательна по меркам своего народа, но, конечно, не могла сравниться со второй женой. Гхьетшедарии, с их специфическим взрослением, обычно стараются привести тело в идеальное состояние – ведь такими они остаются потом вечно. Так что они в большинстве своем юны и прекрасны, исключения вроде Фурундарока и барона Динта – это крайности, аномалии.

И у этой женщины тоже оказалась дочь. Вайли, наполовину бушучка. Похожая на Ассантею, только миниатюрная, субтильная, востроносая.

– Давно хочу спросить, – перебил Дегатти. – А что вообще означает слово «вайли»?

– На старопаргоронском это означает что-то вроде «выблядок», – ответил Янгфанхофен. – Только уважительный вариант.

– У этого слова может быть уважительный вариант?..

Мать и дочь стояли близко друг к другу, и Лахджа никак не могла понять, на кого реагирует ее Ме. Даже испугалась, что на обеих, что сигнал двойной. Конфузная будет ситуация, конечно…

– А… не могли бы вы разойтись… пожалуйста? – попросила она. – Ме не может определиться…

– А что происходит? – слегка наигранно спросила гхьетшедарийка, немного отлетая в сторону.

И… да, Ме реагировало на обеих. Лахджа поймала пристальный взгляд Бхульха, представила все возможные сложности и уверенно указала на дочь.

– Мой господин Хальтрекарок поручил мне сделать вам официальное предложение руки и сердца, – сказала она.

– А, вот как… – чуть жеманно протянула вайли. – Как любопытно, папенька. Мы же только днями глядели шоу Хальтрекарока и я, помните, вот помните же, сказала, что каков же этот Хальтрекарок красавчик из себя, преудивительно хорош, ведь помните? Какое удивительное совпадение!

– Нет, не помню что-то, – задумчиво сказал Бхульх.

– Вот и я не помню, – согласилась вайли. – Видать, и не было ничего.

Да, это вам не Сагит, дочка какого-то хуторянина. Тут серебряная ложка во рту, дочь банкира, аристократка. Конечно, не чистокровная, а вайли, они котируются чуть ниже, но тем не менее полноценное третье сословие, самую малость ниже самой Лахджи… да и ниже ли?.. Она давно не числится любимой женой, прошли ее триумфальные годы… да ну и слава Древнейшему.

Жены Бхульха уселись по обе стороны от мужа и принялись выяснять, что к чему. Все были в курсе недавней ситуации и прекрасно смекнули, с чего это вдруг Хальтрекарок пополняет гарем таким слепым методом.

– Ну не знаю, дело-то деликатное… – протянула Ватиша, бушучка.

– Да, мы, знаете, нашу доченьку-то столько лет растили, воспитывали… – согласилась Гхедамна, гхьетшедарийка.

– А вы с улицы заходите и нате здрасьте, подавайте нам невесту!

– Нет-нет-нет, тут надо все как следует обсудить, как следует обдумать!

Бхульх сидел меж своих жен довольный-предовольный и макал в чай теперь уже сухарик. Вокруг Лахджи расселись бушуки всех полов и возрастов – они сверкали красными глазками и вполголоса тараторили друг другу на ушко.