– Они прекрасны, – Жас кивнула на яблоневые цветы, которые Робби все еще держал в руках.

Он взглянул на вазу, уже заполненную цветами.

– Кажется, для них места не осталось.

– Та пустая, – Жас указала на вторую вазу позади него и стала наблюдать, как брат пристраивает букет.

Насколько она знала, он здесь прежде никогда не бывал. Робби разглядывал каменного ангела в человеческий рост, витражные окна и мраморную стену с именами и датами, выгравированными аккуратными строчками. Читая их, он протянул руку и коснулся пальцами букв в центральном третьем сверху ряду. Имя их матери. Этот жест сильно разволновал Жас.

– Когда она была счастлива, – сказал он, – не было более любящей женщины, более прекрасной.

Он повернулся и улыбнулся сестре. Месяцы ссор по телефону растаяли на его гладком спокойном лице. Еще до того, как Робби начал изучать буддизм, он отличался рассудительностью и сосредоточенностью, чего Жас никогда не удавалось. Больше всего ей хотелось, чтобы они перестали спорить и всегда были вместе, не забывали друг друга.

– Ты приехал, чтобы подписать бумаги? – спросила она. – Другого решения просто нет. Продажа нам необходима.

Деточка, не надо давить на него.

Жас вздрогнула от этого совета, и ей стоило усилий не повернуться в сторону маминого голоса. Ей казалось, что Одри ушла.

Робби, словно эхо, повторил слова матери, разворачивая цветы:

– Не надо, Жас, не теперь. У нас еще будет много времени, чтобы поговорить. Давай хотя бы немного просто побудем вдвоем?

«Но мы так долго не были просто вдвоем», – подумала она.

Как и отец, в детстве они мечтали делать с ароматами то, что делали скульпторы с камнем и художники с красками. Они мечтали стать поэтами ароматов. Жас отказалась от возвышенной цели, когда увидела, как родители страдали от своих артистических амбиций.

Их отец был одержим идеей создания единственного безупречного аромата, способного повлиять на воображение. Поначалу его решимость и разочарование ввергли отца в отчаянье. От этого страдали они все, особенно мама. Одри была уважаемым поэтом, одержимым настолько сильными демонами, что борьба с ними не оставляла ей сил, чтобы избавить отца от его мрака. Чтобы сбежать от него, она бросалась то в одну разрушительную аферу, то в другую и наконец поплатилась за это жизнью.

Возможно, твой отец и я сдались. Ты тоже, возможно, сдалась, но только не Робби. Он никогда не сдастся. Никогда.

Эти слова задели Жас. Но мать была права. Жас отказалась от усилий, даже не начав. А Робби оказался самым стойким. Он вознамерился исправить отцовские неудачи и отомстить за материнские страдания.

А ее долгом было спасти его от всех этих глупостей.

С одной из веток только что поставленного в вазу букета сорвался цветок. Белый с розовым оттенком, в голубом свете он казался серовато-лавандовым. Жас подняла его и склонилась, чтобы вдохнуть аромат.

– Как мог человек, создававший изысканные ароматы, ужиться с женщиной, которая любила такие сладко пахнущие цветы? – спросила она. – В этом есть какая-то ирония, не так ли?

– В наших родителях вообще было много иронии.

Он замялся, вздохнул и сказал очень тихо, словно шепот мог ослабить эффект:

– Вчера я видел папу перед отъездом в аэропорт.

Она не отреагировала.

Твоему отцу надо было стать писателем. Тогда бы воображение принесло ему успех. Вместо этого его фантазии совершенно истощили знаменитый и уважаемый Дом Л’Этуаль…

Одри горько рассмеялась. Эта интонация плохо вязалась с ее красотой: с прекрасными сияющими глазами и роскошными золотисто-коричневыми волосами, с нежно очерченными губами и высокими скулами.