Le Parfum Idéal стал венцом творения Houbigant. Хрустальный флакон от Baccarat в традиционной для фирмы форме графина для спиртных напитков помещался в расписную коробку, узор на которой напоминал орнаменты на восточных кофрах. На тисненой золотой этикетке красовался профиль девушки Гибсона. Она восхищенно вдыхала запах цветка. Этот обобщенный идеал красоты стал символом аромата, таким же ярким олицетворением бренда, как и реальная знаменитость. В 1930-х годах журналистка американского издания Voguе вспоминала об этом так: «Одна только мысль об этой золотой леди на этикетке пробуждает в нас ностальгические воспоминания о том времени, когда флакон Idéal занял почетное место на туалетном столике наших мам».

Сам парфюм тоже совершенен. Это безупречный цветочный аромат не какого-то конкретного цветка, а целого букета. Ароматы «Тысяча цветов» были очень распространены в девятнадцатом веке, но создавались исключительно на основе натурального сырья. Le Parfum – это результат использования новых технологий, и он стоял особняком, поскольку в композицию включили несколько волнующих новых синтетических ингредиентов, появившихся на рынке. Для той, кто решил воспользоваться этим парфюмом, Le Parfum Idéal стал в некотором смысле загадкой. Невозможно было разложить аромат на составляющие и определенно сказать, что это за запах. В этом и состоял смысл. Это был парфюм, вдохновенный и таинственный, нечто недостижимое для покупательниц, которые не могли ощутить ничего подобного по викторианскому рецепту. Этим и объяснялась запредельная цена на парфюм. Сияющая головка девушки Гибсона на этикетке стала венцом ажиотажного спроса. Она словно говорила, что другие женщины тоже могут использовать этот аромат, чтобы продлить свое очарование и почувствовать себя первой леди.

Le Trèfle Incarnat

L. T. Piver, 1900

Искусственный парфюм



«Натуральное против синтетического» – предмет вечного спора в парфюмерии. Нередко мы слышим от людей, что они предпочитают исключительно натуральные или органические ароматы, а не эти «ужасные химикаты», которыми повсюду торгуют в наши дни.

В данном случае в игру вступают три элемента. Во-первых, выбор в пользу простоты, прозрачность аромата с одной нотой, такого как одеколон «Вербена», и его чистого цитрусового запаха вместо более сложного состава ингредиентов.

Во-вторых, это удовольствие обладания парфюмом, который пахнет точно так же, как и его прототип в природе, будь то чайная роза или мандарин. Не стану спорить: некоторые парфюмы и в самом деле имеют «химический» запах, от которого щекочет в носу. Но это не значит, что они хуже прочих. Просто их аромат определяется как «искусственный», а не как «натуральный», потому что он напоминает о запахе чистящих средств, дешевых спреев освежителей воздуха и других функциональных запахах, которые нам не хочется связывать с благоуханием изысканного парфюма.

И в-третьих, это обеспокоенность по поводу синтетических компонентов в средствах по уходу за кожей, в тканях и продуктах питания. Натуральное – это подлинное и мягкое, тогда как синтетическое обязательно токсичное, резкое и вызывающее раздражение.

По правде сказать, все вокруг – это сплошная химия, и в любом случае ситуация имеет множество нюансов. В наши дни из некоторых натуральных веществ удаляют часть молекул, содержащих потенциальные аллергены.

Однако в 1900 году большинство людей даже не подозревало о существовании синтетических молекул, даже если они покупали флаконы, в содержимом которых использовались иононы или кумарин. Эти новые ингредиенты начали применять в парфюмерии примерно пятнадцать лет назад. И покупательницам даже в голову не приходило, что в парфюме могло быть что-то еще, кроме экстрактов цветов, фруктов и деревьев. Когда Le Trèfle Incarnat («Темно-красный клевер»), созданный в 1896 году, был представлен на Всемирной выставке в Париже (1900), только торговцы обсуждали его состав, но делали это с энтузиазмом – настолько сильным было впечатление от изобретения этого парфюма. Творение L. T. Piver стало возможным благодаря техническому прогрессу. Парфюмерный дом смело воспользовался новыми веяниями, вместо того чтобы держаться за консервативное прошлое.