– Придется, наверное, бросить этих ублюдков, – он сплюнул на землю. – Их не сдвинуть с места, а я не желаю тут слишком долго болтаться.

Бозан любил битву, но сейчас он являлся еще и командиром и осознавал, что не имеет смысла тратить время и жизни наших воинов на столь незначительный отряд неприятеля. Но я все же понимал, что сам факт того, что враг устоял после нашей атаки и сохранил отличный боевой порядок, тем самым бросив нам вызов, должно быть, здорово его бесил. Позади нас в небо поднимались столбы дыма – это горели фургоны со всем своим содержимым, кроме провианта, который мы забрали себе. Несколько наших воинов, вооруженных кинжалами, добивали раненых неприятелей, избавляя их от страданий. Бозан отправил полсотни всадников на поиски и уничтожение тех врагов, кто успел убежать.

– Ты потребовал, чтоб они сдались, мой господин? – спросил я.

– Конечно. Они отвергли мое предложение. Наглые уроды. Ладно, это не имеет значения. Мы нанесли им кое-какой урон, а к ночи будем уже далеко отсюда.

– Но я хотел бы еще кое-что здесь попробовать, – сказал я.

– Я не хочу терять людей и коней только для того, чтоб что-то кому-то доказать.

– То, что я задумал, не будет нам стоить ровным счетом ничего.

Он посмотрел на меня, потом бросил взгляд на римлян. И кивнул.

– Ну, хорошо, я дам тебе шанс. Только чтоб не впустую!..

Я приказал десятку спешившихся воинов отрезать постромки пары мертвых быков, которыми те все еще были привязаны к одному из фургонов. Их мертвые тела оттащили в сторону, а сами повозки передвинули к римскому построению, остановив в двухстах футах от него. Потом собрали брошенные неприятелем щиты, обломки копий и другие деревянные предметы, какие только попались под руки, сложили все это на передки повозок и подожгли. Вскоре они довольно сильно разгорелись. Теперь нам предстояло действовать наперегонки со временем.

– Давай, навались! – скомандовал я, и мы вдесятером ухватили заднюю часть повозки и изо всех сил начали толкать ее вперед. Собравшиеся вокруг всадники взяли луки на изготовку. У меня от усилий ломило ноги, но я продолжал толкать горящую повозку вперед. Мы были уже менее чем в сотне шагов от римлян, и повозка все набирала скорость. Она уже вся яростно пылала, жар обжигал мне лицо. Впереди я увидел, как римляне сломали строй, раздались в стороны, стараясь избежать стремительно надвигающегося на них огня. Некоторые легионеры подняли свои дротики, готовые метнуть их в нас. Некоторые успели это проделать, и двое наших воинов, толкавших повозку, упали, пронзенные ими.

– Назад! – заорал я.

Мы отпустили повозку, она проехала с грохотом немного вперед и остановилась. Римляне, осознав, что на них все же не налетит горящая повозка и не сокрушит их всех, попытались восстановить свой боевой порядок, но было уже поздно. Наши лучники возобновили стрельбу, и в воздухе снова засвистели стрелы. Они поражали врагов в грудь, в руки, ноги и лица. Стальные наконечники вонзались в плоть и дробили кости; в воздухе повисли вопли и вскрики боли. Римский боевой порядок распался. Наши всадники уже сновали между легионерами, вовсю работая клинками. Некоторые римляне еще сопротивлялись, рубили мечами лошадей, тыкали в них дротиками, сбрасывали всадников с седла и убивали их. Но за каждого из наших убитых мы уничтожали четверых или пятерых римлян. Их группа все уменьшалась, пока не осталась всего горсточка. Я вдруг заметил того легионера в шлеме с поперечным гребнем, он был еще жив. Он тоже увидел меня, когда я обнажил меч и прикрыл левый бок щитом. Он стремительно бросился вперед, сжимая короткий меч в правой руке. Это явно был какой-то их начальник, и мне хотелось убить его, окончательно закрепив нашу победу.