– Не знаю, друг. – Я подошел к нему, и тут в конюшню вошел Гафарн.

– Все готово к отъезду, принц.

– Спасибо, Гафарн. Жди меня снаружи.

Я обнял Вату.

– Будь осторожен, мой друг.

– Хочешь сказать, постарайся не падать с лошади, да?

– Нет, не то… Ладно, неважно. Постарайся вернуться целым и невредимым, – могло ведь так оказаться, что я вижу его в последний раз, и я хотел ему об этом сказать, но не мог.

– Ты каким-то слишком чувствительным стал, мой друг, – сказал он и хлопнул меня по спине. – Вот что случается с людьми, если они слишком много времени проводят во дворцах, мечтая о вавилонских принцессах.

Я покинул его и вышел наружу, где меня ждал Гафарн. Он уже сидел в седле и держал повод моего коня. Мы отъехали от конюшен.

– Тебе не по себе, принц?

– Почему это?

– Потому что ты соврал своему другу. И это видно по твоему лицу.

– Заткнись. Что тебе стало известно?

– Ничего, принц, – ответил он. – Кроме того, что ты сказал ему неправду и это, должно быть, тебя беспокоит.

– Замолчи.

– Врать друзьям неприятно, это я понимаю.

Я резко дернул повод и остановил коня.

– Я ведь могу тебя выпороть.

Но его это не остановило.

– Можешь, но легче тебе от этого не станет.

Я подтолкнул коня, и он прыгнул вперед. Гафарн был прав, как обычно, и это меня раздражало еще сильнее.

Через три дня после отъезда из Хатры мы достигли города Нисибиса, где взяли дополнительный провиант. Его, а также наши копья загрузили на мулов, которые будут сопровождать нас в походе. У каждого из нас был при себе меч, щит, лук и пятьдесят стрел в колчане. Доспехи мы не надели, кроме шлемов. В Нисибисе мы также взяли проводника, который утверждал, что знает всю Каппадокию как свои пять пальцев, хотя, если судить по его виду, следовало предположить, что он гораздо лучше знает городских шлюх. У него было угрюмое выражение лица, темные мечтательные глаза и прямые черные волосы. Сам он был грязен, небрит и одет в какие-то лохмотья.

– И что, разве можно ему верить? – просил я Бозана.

– Командующий гарнизоном уверяет, что он когда-то, еще юношей, был воином в войске Митридата[10] и сражался с римлянами в Каппадокии. Если это правда, он нам пригодится. Он утверждает, что знает, какими дорогами пользуются римляне, направляя свои товары в Понт. Все это вполне может быть правдой.

– А если нет? – спросил я.

Бозан пожал плечами:

– Тогда я лично перережу ему горло.

– Он может завести нас в западню.

– Послушай, Пакор, – ответил он. – Война – это всегда азартная игра. Ты никогда точно не знаешь, что делает враг, что вообще происходит по ту сторону холма. Но волков бояться – в лес не ходить, как говаривал мой старик-отец.

– А как он кончил?

– Армянский воин насадил его, бедолагу, на копье, напав из засады.

Меня продолжали терзать сомнения, но проводник все же мог говорить правду. Царь Митридат воевал с римлянами много лет. Римляне постепенно оттесняли его все дальше на север; он продолжал с ними сражаться, но римские легионы теперь уже стояли на самых границах его царства. Вполне возможно, этот человек и впрямь сражался в войске Митридата. Как бы то ни было, именно он повел нас из Нисибиса на север, в дикую, пустынную страну, какой являлась Каппадокия. Бесплодная, высохшая земля, которая на севере была ограничена отрогами причерноморских Понтийских гор, а на юге – хребтом Таурус. Мы пересекали овраги и расселины с крутыми склонами, проезжали по долинам, пересекаемым во всех направлениях ручьями, с удивлением смотрели на удивительные скальные образования, созданные ветрами и водами. Нам встречалось мало людей, и я уже начал думать, что вся эта территория необитаема, но тут наш проводник внезапно остановил коня. Я ехал рядом с Бозаном, когда он подскакал к нам.