Я пишу на салфетке сумму его гонорара. Он бросает на неё беглый взгляд, а после некоторое время смотрит в стол.

– Мне надо подумать, – отвечает с тяжёлым вздохом. – Я вам позвоню.

Раньше я не задумывалась о материнстве. Казалось, это что-то из области фантастики. Модное слово «чайлдфри» прочно влилось в мой лексикон. И нет, это не было принципиальной позицией. Я просто из очень бедной семьи, потому много работаю. Но вне зависимости от того сколько у меня денег на счетах, стоит мне потратить чуть больше чем обычно – купить новый холодильник или вылечить зубы, например, как мне начинает казаться, что я вот-вот пойду по миру. Из-за этого страха очень трудно строить отношения и планировать семью. Будем откровенны, большинство моих мужчин в доме заводились как пауки – скорее при моём попустительстве, нежели при активном участии.

При всём при этом Кирюшу я полюбила с того момента, как увидела. Его родители, Полина и Илья, были художниками. И надо понимать, что значит быть некоммерческими художниками. Зарабатывали они очень немного. Порой не могли даже еды купить нормальной. Илюха подрабатывал грузчиком и доставщиком, но это особо не спасало ситуацию. В первый год жизни Кирюши я стала их спонсором. Поэтому у меня в квартире много их картин. Что-то я покупала, что-то они дарили в благодарность. Больше всего мне нравились их портреты. Поскольку они работали в одной студии, то часто рисовали друг друга. Наверное, самая впечатляющая работа Ильи – это портрет Полины рисующей его в рекурсии. Раньше он висел у меня в гостиной. К сожалению, сейчас мне больно смотреть на него.

– Не хочу играть с игрушками, – произносит Кирилл капризно.

– А что хочешь? – спрашиваю удивлённо. Наверное, это впервые за всё время, когда он заявил о своём желании. До этого он просто молча делал всё, что я ему говорю. Детский психолог объяснила мне, что отсутствие собственной воли – это признак сильного стресса. Мне хочется верить, что этот его маленький бунт – свидетельство его возвращения к нормальной жизни.

– Я буду рисовать! – восклицает он, хватая маркеры с моего стола.

Смотрю на него и даже не удивляюсь. Разве может быть иначе. Я раскладываю перед ним листы бумаги. Даю карандаши и больше маркеров. Отвлекаюсь буквально на пару минут. После оборачиваюсь и вижу, что Кирюша рисует на моих белых обоях. Сердце замирает, когда я понимаю, что маркер перманентный.

– Малыш, можешь, пожалуйста, рисовать на листочке? – прошу его мягко.

– Нет, – отвечает он упрямо.

– Кирюш, тёте Кате потом придётся красить эту стену. Давай ты нарисуешь на листке, а мы его потом повесим на это место, – я присаживаюсь с ним рядом и кладу у его ног больше бумаги.

– Не хочу! – кричит он нервно.

– Кирюш, успокойся, – я пытаюсь погладить его, но он бьёт меня по руке.

– Не хочу! Отстань! Мне не нравится с тобой! Я хочу к маме и папе…

Он поднимается, пинает карандаши и убегает в комнату. Я растерянно смотрю ему вслед. Впервые в своей жизни я не знаю, как мне быть. Больше всего на свете я бы хотела вернуть его к родителям, но к сожалению это невозможно.

Филипп

– Ар, я тебе говорю, на этот раз у нас точно всё получится! – произношу я восторженно. – Мы живём в век высоких технологий и социальных сетей.

– Я в очередном твоём бредовом предприятии участвовать не собираюсь, – отвечает мне друг. – Мне прошлого раза хватило.

– Да ладно, всё ведь было ништяк! И денег мы заработали, – пожимаю плечами я.

– Фил, с нас ели суши, будто с тарелок, – Арсений закатывает глаза. – И слава Богу, что нам сделали тот грим. Я столько знакомых из театральной тусовки видел на том мероприятии. Если бы нас кто-то узнал, это был бы кабздец.