В аудиторию захожу вместе со звонком. Наша новая, молодая преподша по литературе недовольно поджимает губы, но ничего не говорит. Я же впервые радуюсь, что Олька с моим переездом не стала изменять многолетней привычке и сидит с Шумилиной.
Стараясь не обращать внимание на любопытные взгляды, иду быстрым шагом в конец ряда. То, что я не поздоровалась с Проходой, не остаётся незамеченным, за спиной тут же начинаются шушуканья:
- О, ты видела? Кажется, Вознесенская с Проходой корону не поделили.
- Ага, запасаемся попкорном.
- Ставлю на Проходу. Посмотрим, как она свою "любимую масю" загасит.
- Да Вознесенская тоже та ещё стерва, я как - то в столовке слышала, как она…
Поворачиваюсь резко, чтобы посмотреть, кто там такой дерзкий, но сплетницы тут же замолкают и делают вид, что внимательно слушают начавшийся урок.
- Вознесенская, может, уже сядешь или тебе особое приглашение нужно? - раздражённо бросает Дарья Вячеславовна, снова обращая на меня внимание всей группы.
- Извините, - бормочу неловко и, поспешно отведя взгляд от повернувшейся в мою сторону Проходы, открываю тетрадь. Вновь идут шепотки.
- Тишина! Сосредоточились и продолжаем обсуждение романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».
Одногруппники начинают суетиться: открывают книги, тетради, усаживаются поудобнее. Только Олька с Шумилиной ржут над чем-то, как ни в чем не бывало, что у Вячеславовны, как и у меня, вызывает злость.
- Прохода, тебе так весело, я смотрю. Давай-ка, расскажи нам, какой эпиграф ты выбрала для своего сочинения.
- Эпиграф это типа цитата? - уточняет Олька в развязной манере хамоватой ПТУшницы.
- Типа, Прохода! Встань для начала и выплюнь жвачку, ты не на дискотеке! И отвечай уже побыстрее!
- Дарья Вячеславовна, я не такая многозадачная, - язвит Олька, поднимаясь со своего места.
Я же едва сдерживаю тяжёлый вздох. Все вокруг в предвкушении шоу, даже не подозревая, что за очередным эпатажем скрывается вовсе не сучья натура, а обида и злость. Я давно поняла, что Прохода не умеет справляться с эмоциями, не умеет держать их в себе. Но теперь точно знаю, с кого она взяла пример срываться на людях. Потом она, конечно, как и Серёжа, очень сильно пожалеет, но, когда у неё внутри кипит, остановить её невозможно, особенно, грозя родителями, как это делает литераторша.
Несколько минут на радость всем они ведут полный яда диалог, а после, доведя Вячеславовну до белого каления, Олька, наконец, отвечает на первоначальный вопрос.
- Эпиграфом я выбрала такие слова: "Любовь, подобна углю: раскаленная она жжёт, а, когда холодна - пачкает."
- И по-твоему, эта мысль отражают суть романа? - снисходительно интересуется Дарья Вячеславовна, наверняка приклеив Проходе ярлык глуповатой мажорки.
Мы все замираем в ожидании ответа, зная, что Олька может быть кем угодно, но только не глупышкой.
- Нет, просто она самая симпатичная во всей этой политиканской нудятине, - пожав плечами, отправляет Прохода Вячеславовну в нокаут.
- Политиканской нудятине?! - задохнувшись, возмущенно восклицает она. - Ты вообще в своём уме, Прохода? Роман о Сталинградской битве, об антисемитизме, репрессиях!
- И что, это значит, что я тут же должна признать его шедевром?
- Ты должна хотя бы проявлять уважение!
- Я уважаю историю своей страны, но не каждый художественный вымысел по её мотивам. На тему Сталинградской битвы, антисемитизма и репрессиях есть более интересные книги, а эта - восемьсот страниц нудни! И если вы с этим не согласны, то это вовсе не значит, что я не в своём уме. Может, просто вам надо научится быть терпимей и сдержанней, а то возникают вопросы о вашей профпригодности. Вас за какие заслуги вообще сюда взяли? Не перед директором, случайно? - войдя в раж, озвучивает Прохода ходящие по колледжу слухи.