- Не-ет. «Любительница» – это… бабушкина приятельница. Она тоже гостит.

- Весёлое у тебя лето.

- Есть такое дело.

- Ну, а в лесу ты что забыла? Бабушка разве не говорила, что это частная территория?

- Нет, конечно, иначе я бы не полезла.

- Вот так уж прям и не полезла? – подразнил я её.

- Естественно! Чужая территория – это табу, - лукаво улыбнувшись, высокопарно отрапортовала она.

- Серьёзно, однако, - протянул я. – И чего тебе в такую рань не спится? Это ведь не первое твоё нарушение границ частной собственности?

Настя, смущенно засмеявшись, нехотя призналась:

- Не первое. Уже неделю каждое утро нарушаю, чтобы запечатлеть рассвет.

- В смысле? – удивился я. Мне казалось, всё гораздо прозаичней, и девчонка просто ходит купаться.

- Я рисую. Правда, обычно не пейзажи, но здешние места очень вдохновляют, - воодушевлённо поделилась она. Я же не знал, что сказать. От искусства я был крайне далёк, как и от творческих личностей, певички и актрисы не в счёт, поэтому был заинтригован.

- Значит, ты у нас художница?

- Ну, если ты, как моя мама считаешь, что татуировка – это удел наркоманов и зэков, то нет.

- То есть? - не догнав, уточнил я.

- То есть я тату-художник, - отправила она меня в нокаут, весело поблёскивая глазками, зная, какое впечатление произведёт.

Я мог себе представить, как она, подобно великосветской барышне рисует птичек и рассвет, но, чтобы тату – это у меня как-то в голове не укладывалось. Не вязалось с её образом. Однако Настёна – Сластёна оказалась полна сюрпризов.

- Интересное кино, - усмехнувшись, подивился я. – Ты не похожа на всех этих…

- Фриков? – подсказала она, забавляясь. Я рассмеялся и развёл руками, признавая, что и меня не обошли стороной стереотипы. Оставшийся до больницы путь Настя просвещала меня насчёт своего увлечения: рассказывала, как поняла, что хочет работать именно на коже; как создала свою первую татуировку; поделилась своей мечтой посетить тату – конвенцию в Париже; рассказывала, какие бывают стили, сложности и почему до сих пор ничего не набила себе. Она рассказывала с таким упоением, что я был в очередной раз очарован. Мне всегда нравились люди, горящие своим делом, от них исходит какая-то особая энергетика, и жизнь бьёт ключом. Вот и от Настьки била, и я пил её жадными глотками, вспоминая, каково это мечтать, открывать для себя что-то новое, познавать мир и смотреть на него ни как на что-то грязное, дикое, бесчеловечное, а как на нечто поистине удивительное, полное неизведанных тайн и чудесных мгновений.

Это было невероятное ощущение, словно мне снова восемнадцать. Эта солнечная девочка вызывала во мне какой-то душевный подъём, наполняла теплом и светом. Поэтому, несмотря на то, что мне до безумия хотелось продлить эти ощущения и хлебнуть их сполна, я решил, что не стану лишать Настёнку её наивных представлений о любви, мужчинах да и о мире в целом. В конце концов, для меня это лишь ещё один способ развеять скуку, а для неё наверняка станет чем-то серьёзным. Не то, чтобы я был альтруистом, но иногда, с некоторыми людьми хотелось быть всё же чуточку лучше, чем я есть, и эта малышка, как ни странно, с ходу попала в категорию людей, которых я трепетно оберегал от самого себя.

Да только это оказалось не так-то просто…

Когда припарковался у больницы, Настька выпорхнула из машины, встряхнула своей роскошной гривой, прямо как в рекламе. Волосы заструились золотым водопадом по спине до самой попки, и я на ней залип. Упакованная в коротенькие джинсовые шортики, она так и напрашивалась на смачный шлепок. У меня аж ладонь загорелась, и я на автомате потянулся, но к счастью, вовремя сообразил, что творю.