– И мы не отвечаем за то, что труп спрятали, и что тетку двинули по башке табуретом, и даже что полицейских убили.

– Ну, да.

– Это хорошо. Но получается, мы безумцы. И это плохо.

– Остальные люди – тоже безумцы, и это еще хуже.

– Жуть.

Мы помолчали.

– А почему мы не считаем себя безумцами?

– Безумцы и не должны считать себя безумцами. Для них их действия логичны и обоснованы.

Опять помолчали.

– А в какой форме мы тогда больны? Для нас главными эмоциями были те, что связаны с нашими отношениями, ведь так?

– Давай вспоминать, что изменилось в нас в эти дни. Какие изменения ты заметила во мне?

Вика задумалась всерьез. Ответила:

– Знаешь, я не думаю, что ты раньше способен был бы расчленить труп. Или драться с вооруженной полицией. И ты не говорил раньше, что будешь заботиться обо мне, что я самое дорогое для тебя, что ты хочешь обладать мной.

Я пробежал глазами по списку с вариантами различных маний.

– Получается, забота о тебе – моя навязчивая идея? – Я сомневался. – С психиатром бы поговорить…

– Если у тебя такое сумасшествие, то оно для меня не опасно, – обрадовалась Вика.

– Как сказать. Вдруг оно станет прогрессировать, и я решу, что лучший способ уберечь тебя от опасностей – запереть в погребе?

Вика округлила глаза. Но потом отмахнулась и спросила:

– А я? Что во мне изменилось?

– Началось все с приступа ревности. Еще ты стала больше хотеть секса. Тебе нравится постоянно провоцировать меня на секс.

– Значит, я нимфоманка? – ахнула девушка.

– Тебе хочется только со мной, или с другими тоже?

– Только с тобой.

– Значит, я твоя навязчивая идея. Мой интерес к тебе. И пока я готов трахать тебя, ты для меня не опасна. И вообще не опасна. Такая мания даже добавила нам удовольствия.

Вика улыбнулась.

Похоже, пока она удовлетворена, ее можно считать здоровой. И меня можно считать здоровым, пока никто не угрожает моей девочке.

Повезло нам.

* * *

За обедом разговор продолжился. Вика почти не строила мне глазки, а я почти не отвлекался, чтобы погладить ее по оказавшимся в зоне досягаемости частям тела.

– У нас уникальное положение – наши безумия так совпали, что мы можем существовать вместе, – высказал я мысль, которая заскочила ко мне в мозг. – Остальные люди, почти все, оказались одиночками, способными в лучшем случае сосуществовать на расстоянии, а мы нужны друг другу.

– Это и пугает. Каждый из нас стал для другого затычкой, которая сдерживает его безумие. Если ты погибнешь – кем стану я? Сорву с себя одежду и стану приставать на улицах к мужчинам? Начну искать другую любовь, убивая всех, кто не является тобой? Уйду в себя и умру от безысходности?

Я обдумал новую сторону нашего сосуществования. Думал отвлеченно, как о теоретической задаче. Это позволяло избежать нелогичной логики безумия. Вот есть два человека, и мужчина в этой паре считает свою женщину своим главным достоянием. Что изменится, если ее забрать? Наконец сформулировал:

– Если я потеряю тебя, я стану агрессивным. На кого выльется эта агрессия – не понимаю, но я начну дергаться изо всех сил, чтобы вырваться из боли, и это разрушит меня и всё мое окружение.

– Песец! – подвела итог Вика.

* * *

Я услышал, как малышка ругается по телефону с матерью. Позвонила, чтобы проверить, как дела, рассказать, что мы узнали – и вот. Орут друг на друга.

После разговора встрепанная Вика вернулась ко мне на кухню.

– Это кошмар! Стала выносить мне на мозг, что я не так живу, и парень у меня не тот, и сама я не такая.

Я обнял ее рукой за бедра, прижал слегка к себе.

– Она больна?

– Похоже. Раньше она держала всё это в себе, а тут вдруг вывалила на меня.