– Мне будет не хватать тебя, – горячо прошептала Анета.
– Ты не должна грустить, все будет хорошо. – Лиза хоть и улыбалась, но глаза ее оставались грустными.
– Мы ведь не навсегда расстаемся, правда? Я буду писать тебе, а со временем, когда я устроюсь, ты приедешь ко мне. И не я одна, а мы вдвоем будем ждать тебя, – подмигнув ей, Анета взяла в руки стоящий рядом саквояж, прижала его к себе и прошептала: – Правду я говорю, Пиф?
Но кот только пошевелился внутри саквояжа и не издал ни звука.
– А ему там будет удобно? – спросила Лиза.
– Да, мы положили мягкую подстилку и сделали по бокам незаметные дырочки. Перелет будет длиться два с лишним часа, надеюсь, он вытерпит.
– А что скажет Виола, когда узнает? Ведь она не любит кота.
– Когда я поставлю ее перед фактом, она уже ничего не сможет сделать. Я надеюсь, когда-нибудь она изменит свое отношение к Пифу, ведь он как частица нашего детства, с ним связаны воспоминания о нашем пансионе.
– Дай бог, чтобы так и было, – вздохнув, сказала Лиза. – Ну что же, нам пора прощаться, все уже сели на места.
– Милая, береги себя, – сказала Анета, порывисто прижав к себе свободной рукой подругу.
– Я люблю тебя, – еле слышно сказала Лиза. – Прощай…
– Не прощай, а до свидания! – уже на ходу возразила Анета.
Она не оглядываясь побежала к самолету, так как чувствовала, что может разрыдаться и этим еще больше расстроить девочку.
Лизе тоже понадобилось усилие, чтобы удержать слезы. Ей не хотелось показывать свою слабость, ведь она уже почти взрослая, а значит, должна вести себя соответственно.
Самолет взлетел, а она еще долго стояла с высоко поднятой головой и махала вслед. Глаза отказывались слушаться, слезы градом катились по щекам. Она смотрела вдаль невидящими глазами и уже мечтала о том времени, когда пролетят шесть лет и она также поднимется в небо.
– Я с большим удовольствием оставляю это место, а ты как будто сожалеешь! – откинувшись на спинку кресла, сказала Виола севшей рядом Анете.
– Почему ты так говоришь? Здесь же прошли самые счастливые дни нашего детства.
– Ну и слава богу, что уже «прошли». Только теперь мы начнем по-настоящему жить, – мечтательным тоном закончила Виола и сладко потянулась всем телом. А потом неожиданно спросила, ткнув наманикюренным пальчиком в саквояж, стоящий на коленях у Анеты: – А эту рухлядь ты зачем взяла? Или ты забыла, что мы не бедные?
Анета, застигнутая врасплох, не сразу нашла что ответить.
– Да нет, просто мне захотелось взять кое-что на память.
– Ты у нас, оказывается, сентиментальная. Покажи, что ты взяла, – и Виола наклонилась, чтобы заглянуть в сумку.
– Нет, нет! – торопливо воскликнула Анета, крепко прижимая к себе саквояж. – Я бы не хотела афишировать свои маленькие слабости. Да здесь и нет ничего интересного для тебя, просто некоторые старые вещи, с которыми я не расставалась всю свою жизнь и сейчас не решилась.
– Конечно, – фыркнула Виола, – как ты могла с ними расстаться, ведь ты же никуда не отлучалась из этого монастыря. Ладно, как знаешь, храни свое сокровище, захочешь, сама покажешь. – И, снова откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза.
«Ну вот, на первый раз пронесло, – решила Анета, – теперь она потеряла интерес к саквояжу, а там что-нибудь еще придумаю», – подумав так, она мысленно обратилась к Пифу:
– Ты как себя чувствуешь, дружок?
– За меня не беспокойся. А с Виолой не так все просто, я только что прочитал ее мысли. Она решила отвлечь твое внимание, а потом внезапно заглянуть внутрь саквояжа. Она очень любопытна и не терпит, когда ей в чем-то отказывают. Да ты ведь и сама прекрасно это знаешь.