После этих слов Вася испуганно потрогал то место, куда якобы его щёлкнул старик.
К своему удивлению, я увидел у него на лбу небольшую синеватую шишку.
– Сон действительно необычный, – не веря в рукоприкладство старика и полагая, что, вероятнее всего, это Сорокин его щёлкнул, чтобы привести в чувство, когда Вася отключился, ответил я, – и поразмышлять над ним стоит. Знаешь что, Вася, а пойдём-ка вместе на Яузу. Я хоть и без этюдника, а с тобой за компанию поброжу у речки и выберу место для этюда.
После этого таинственного Васиного сна прошло несколько дней, и однажды утром зазвонил телефон.
– Приглашаю тебя и Катю к шести вечера на суд общественности, – голосом робота оповестил нас Степанов. – Ни о чём меня сейчас не спрашивайте. Всё узнаете в своё время. Разговор окончен, – после чего в трубке послышались частые гудки.
– Васька опять чудит, – говорю я Кате, – приглашает нас явиться к нему в шесть вечера на какой-то суд общественности.
– Я не пойду, – тут же отреагировала она, – судя по всему, он уже с утра нализался, кроме того, у меня голова с утра просто раскалывается, а потом, что я там буду делать среди трёх пьяных мужиков. Когда Васька в основательном подпитии, он несёт полный бред. Мне и твоего бреда вполне хватает.
– Может, он имеет в виду соседей, которым надоело постоянно напоминать ему о необходимости соблюдения графика уборки коммунальной квартиры, и они решили устроить этот суд?
– Тем более мне там делать нечего. Я подобные склоки между соседями терпеть не могу. Даже не уговаривай. Лучше потом расскажешь, что там произошло.
Пришлось на «суд» идти одному. Вася встретил меня как никогда серьёзный, в неизменной хлопчатобумажной рабочей робе и в начищенных кирзовых сапогах, а его шею в этот раз украшал галстук-бабочка жёлтого цвета в крупный чёрный горошек.
– Ты, случайно, не в цирк собрался, брат Василий, или снобизм тобой внезапно овладел, и ты его напоказ решил выставить? – спросил я его сочувственно.
– Угадал почти, – сурово ответил Степанов, – клоуна Сорокина дожидаюсь, чтобы он мне на пророческие слова старца ответил. Я хоть и свободный художник, но всё же родился в русской деревне, да ещё под Муромом, где недалеко проживал наш былинный богатырь Илья Муромец, а это обязывает, и поэтому наши традиции мне небезразличны.
– Но ведь это только сон. Мало ли что тебе старик наговорил, его высказывания надо иносказательно понимать. Выводы делать рано. Так что успокойся. Вот придёт Сорокин и нам всю правду раскроет.
Однако Василий был настолько уверен в истинности слов явившегося невесть откуда старца, что, как только в комнату вошёл ничего не подозревающий Сорокин, он тут же высказал оторопевшему лифтёру всё, что он о нём думает.
– Подлец ты, Сорокин! Подлец и эротический извращенец – нет тебе от меня прощенья! И этот низкий субъект, – обращается ко мне Василий, – сидел рядом со мной и притворялся духовно здоровым семейным человеком, а сам лелеял в своём уме, как тайком ночью заберётся на крышу, причём в тайне от благородной Феодоры Львовны, которую я очень уважаю, и начнёт в подзорную трубу на голых девок смотреть. Сладострастник! Осталось ли в твоей душе хоть одно светлое пятно? Или в ней одна сексуальная тьма притаилась?
Обалдевший от такого приёма Сорокин молча с широко открытыми от изумления глазами выслушал эти несуразные обвинения, но не обиделся, подумав, что Вася его разыгрывает и даже принарядился по этому случаю.
– Что-то я не пойму, Вася, в чём ты меня обвиняешь? Эротоманом я отродясь не был, можешь у моей супруги спросить. Двух своих пацанов морально устойчивыми вырастил – оба футболистами стали. Да и подзорной трубы у меня никакой нет. На кой она мне, я и так почти каждый день полуголых татуированных девиц в лифте созерцаю.