Заместитель начальника изыскательской партии, Ашот Вазгенович Казарян, возился с градиентометром, подключая раскинутые на алюминиевых штангах датчики.

– Здрасьте, Ашот Вазгеныч!

Казарян приветственно махнул рукой:

– А, Саша, доброе утро, дорогой! Жарко сегодня, да?

– И не говорите! Днем вообще сорокет обещали.

Зевая и почесываясь, из палатки вышел начальник партии Пал Иваныч Фомасов, профессор, как и Казарян. Оба этих дядьки хорошо относились к Сашке, даже доверяли ему кое-какую несложную работу вроде съема показаний датчиков и заполнения журнала наблюдений, а не только землю копать да всякое барахло таскать. Партия была небольшая, вместе с Сашкой тринадцать человек, "чертова дюжина", как шутил Казарян. Они с начальником вообще были хохмачи, несмотря на возраст. Для Колокольникова, которому весной исполнилось семнадцать, Казарян в свои сорок пять, и Фомасов, старше своего зама на три года, казались уже почти дедами. Деды любили подкалывать друг друга, да и всех остальных. Пал Иваныч часто называл своего зама Фосгенычем. Тот в долгу не оставался и обращался к начальнику "товарищ Фантомасов".

Пока Сашка пристраивал свою "Вятку" под навесом, из палаток выполз остальной народ, поплыл дым утренних сигарет, зазвенели струйки из рукомойников.

Фосгеныч поманил Сашку, и когда тот подошел, попросил его снять показания градиентометра, а сам пошел в палатку. Колокольников привычно выставил порог чувствительности и щелкнул тумблером. Прибор заскрипел, стрелка метнулась в самый конец шкалы и осталась там, мелко дрожа.

Ого! 40 000 nТл11! Сашка выключил прибор и подкрутил верньером более высокий порог. Опять включил. Повторилась та же история, только стрелка дрожала уже на крайнем значении в 100 000 nТл.

Сашка опять выключил прибор и оглянулся. Вазгеныч с Фомасовым о чем то беседовали.

– Пал Иваныч! – позвал Колокольников. – Тут с прибором что то…

Подошли оба.

– Ну, студент, что у тебя? – шутливо спросил Фомасов.

– Да вот – Сашка показал рукой на градиентометр – прибор зашкаливает.

Оба академика как то подобрались.

– А ну ка посмотрим.

Начальник партии отодвинул Сашку, включил прибор. Стрелка опять метнулась в конец шкалы. Фомасов нахмурился, и подкрутил верньер. Стрелка дрожала в конце шкалы. Пал Иваныч опять повысил порог, и наконец стрелка как вкопанная стала на значениях 340 000 nТл.

Начальник изумленно присвистнул:

– Что скажешь, Вазгеныч? – обратился он к стоящему рядом Казаряну.

– Да ну, Паш, быть не может такого. Мы ж не в КМА.12 Скорее всего хваленый ГДРовский магнетометр сдох. Печально. Я же говорил, наш надо было брать!

– Погоди, Ашот.

Фомасов развернулся к Сашке, молча стоявшему рядом.

– Сашок, будь добр, притащи пару новых датчиков, они в ящике зеленом около кровати Вазгеныча лежат.

Сашка молча кивнул и метнулся к палатке. Когда вернулся, профессура громко о чем то спорила, размахивая руками с дымящимися сигаретами.

Заменили датчики. Показания прибора остались те же.

– Ну что я говорил! Сдох, падла парашная!

Иногда Казарян употреблял слова и покрепче.

– Мдааа… – промычал Пал Иваныч. – Жаль… Придется завтра в Оренбург ехать.

– А сегодня что? – спросил Вазгеныч.

– Ну а что сегодня, сегодня камералить будем. А после обеда купаться пойдем.

Неподалеку от базы изыскательской партии имелся небольшой чистый пруд, из которого заядлый рыболов Иван Терехов, рабочий партии, натаскал целую связку рыбы, висевшую между палатками.

После обеда искупнулись, и Пал Иваныч, развалившийся в теньке навеса, благодушно сказал Сашке:

– Александр, дуй ка ты, брат, домой, все равно тебе сегодня делать нечего.