– Слон, – видимо у него перепутались буквы.

– Не правильно, садись!

– Буду не знать, спасибо шеф!

Картина продолжалась двигаться, цикличность в цикличности. Словно пленку зажевало.

Другие клоуны делали попытку, но все разворачивались и садились на свои места.

– Эй, ты чего там, уснул, иди, отгадывай!

Я встал и направился прямо к себе, но режиссер, меня остановил и сказал:

– Отгадай загадку. Кто смотрит в небо, но видит землю?

– Зеркало!

После произношения этого слова все замерли, все, все. И режиссер и персонажи на сцене.

– Вот это номер! – сказал я.

Я поднялся на сцену: никто не шевелился, не моргал, не вздыхал, – все стояли как оловянные.

– Ну что мне с вами делать?

Я поднялся в зрительный зал, в стене увидел дверь, вошел. Кинопроектор спал сладким сном. Я стал крутить ручку проектора и смотрел в стеклянное окошко впереди себя. Фигуры начали двигаться на сцене.

– Интересно управлять собой с помощью этого куска металлолома.

Чудака посещал страх неизвестности и страх движения вперед по жизни. Сейчас его посещают только художественные образы, создаются рассказы и истории.

Чудак – это один человек, который стремится стать известным писателем, меняя свои профессии, как перчатки. Он стремится к изобильной и прекрасной жизни, желает жить в уютном доме с личным кабинетом для работы и камином в гостинной, конечно же с кресло-качалками.

Он к этому может не прийти, возможно его съест суета, но этого мы не знаем. События могут развернуться по разному. Интересно было бы знать, или каждый день спрашивать его.

– Как дела, как успехи?

Возможно бы он вам ответил:

– Не знаю предела! Не знаю, что можно закончить! Я канул в бесконечность переписывания абзац за абзацем. Мне легче быть так, но и не сложно выносить из своей жизни обычные мелодии души, ведь это прекрасно, верно?

Гребешок лодки резал воду, словно делил мир на «до» и «после». Что было до того, как начал чудак писать свои черновики, вести дневники? Нам интересно было бы узнать?

Наверное он просто жил, но с другими ценностями смотрел на мир. Он смотрел на бетонный столб и видел только его, он не видел расцветающих лилий кустов и согревающего солнца. Возможно он пережил хроническую депрессию, установил рамки и жил в них.

Если увижу его на улице, всякое может быть, может он мне доверит свою душу и я согрею её, если он это позволит сделать. От человеческой теплоты греет душевно, но он стоял у теплой батареи и смотрел на колыхающиеся деревья этой осенью. Одинокие мысли погружали его в разговоры с самим собой, еще тогда в детстве.

Герой он или нет моих вечерних страниц, этого я тоже не знаю. Но он думал, что нет ничего лучше, чем лакомится сладким и пить чай из самовара на свежем воздухе на летней веранде в доме у мамы, с широким столом и с десятью сидячими местами.

С ним могли бы присесть его единомышленники, которых он пускает в свое сердце. Он это делает с осторожностью, ведь люди разные на этом свете. Продолжение может следовать, если муза ведет. Но она тоже устаёт иногда и требует уединения и восстановления творческих сил.

Сладкие и липкие руки протягиваются к гостям.

– Усаживайтесь ребята! Я уверен, вам всегда есть, что сказать о политике, и о каждом из нас. Мы разные, но мы несём пламя искусств, рождаем поэтическую грань, расширяем мировоззрение в умах. Но давайте сами не будем идиотами, привычное – это не значит нормальное.

– К чему эта мысль?

– Мы живем в искусно созданных условиях, где все подчинено каким-то механизмам. У вас была возможность выпасть из этой ячейки, и будет еще. Ячейка окружена высочайшими передовыми технологиями, которые замутили разум.