Не обязательно биться о стену, чтобы убедиться, что она непроходима – достаточно воспринимать (представлять) преграду, чтобы понимать тщетность движения в эту сторону. Хотя для неживых предметов именно столкновение с преградой служит единственным способом «узнать» границы своей свободы. Человек также имеет границы свободы, но способен активно (или не очень) работать с ними, расширяя горизонт возможностей. Поэтому далее мы сосредоточимся на индивидуальных свободах, открывающихся как возможность для движения по-разному для разных акторов бытия. И в этом процессе первейшую роль играет восприятие2.

Здесь можно вспомнить формулировку понятия материи из книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», где «вождь пролетариата» единственный раз по-настоящему замахнулся на метафизические глубины: «Материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении». Но ленинская формула грешит против истины, ведь воспринимаем мы не материю, а конкретные формы, симбиозы материи и пустоты. Не будь между нами и объектами свободы, мы бы не смогли воспринять их. Кроме того, есть огромное количество материальных объектов, которые нам не даны в ощущении. Нам не дано слышать ультра- и инфразвуки, видеть ультрафиолетовые лучи. А вполне живые микробы и вирусы оставались бы вне нашего восприятия, если бы не микроскопы.

Восприятие работает только с актуальной для воспринимающего свободой, которая открывается на конкретном уровне бытия. Как писал У. Блейк (эти его слова стали эпиграфом к книге О. Хаксли «Двери восприятия»), «если двери восприятия очистить, все сущее явится человеку таким, какое оно есть – бесконечным». Хаксли, опираясь на свой психоделический опыт, развивает эту мысль, утверждая, что восприятие играет роль защитного клапана, через который в мозг поступает и фиксируется лишь необходимая для биологического выживания информация. Но измененные состояния сознания позволяют приоткрыть завесу, демонстрируя созерцателю чудный мир избыточных форм, красок и явлений, в котором нет места нашему привычному пониманию смысла и связей, явлений и предметов. Тем самым мистический опыт может демонстрировать как отсутствие свободы (изобилие не воспринимаемых в обыденном состоянии форм и явлений), так и всеобщую свободу (пустота, которая есть везде), что отражают учения об иллюзорности бытия.

Восприятие, которое фильтрует информацию, отбрасывая ненужное – полезное эволюционное приобретение. Ведь избыток впечатлений способен затормозить нашу интеллектуальную деятельность. Информационный шум отвлекает от внутренних процессов, благодаря которым мы упорядочиваем себя. Нашему сознанию точно также нужна тишина и периоды переваривания полученной информации, как и сама информационная пища. Пустота и тишина, если бы они наполнились невидимыми для нас красками и ускользающими от уха криками, перестали бы восприниматься как пространство свободы. Не случайно человек современного типа сформировался не в изобильной среде тропической Африки (откуда несколько раз совершали свой исход пралюди), а в аскетических ландшафтах ледникового периода. Суровая природа не только заставляет больше думать о выживании, но дарует феномен сенсорной депривации. Некоторые исследователи считали, что именно сенсорная депривация (недостаток внешних впечатлений) стала основой для развития шаманизма у народов Севера. Нехватка внешнего преодолевалась развитием внутреннего. Поэтому слабость зрения, слуха и нюха человек научился компенсировать развитостью сознания. Притупляя восприятие, эволюция сделала людей более свободными. Нас сформировало «блаженное невежество», включающее в себя, в частности, способность идти против законов природы, имеющих над другими живыми существами гораздо большую власть (об этом говорит отсутствие у человека чистых инстинктов). Максимум свободы – это минимум ощущений, минимум вынужденных действий под влиянием природы, социума или иных внешних причин.